Он открыл дверь и включил свет. Она сразу же прошла на балкон и, положив локти на деревянные перила, застыла.
Серебристый апельсин луны был уже почти не виден, и мириады звезд мерцали в черной бесконечности. С внешней стороны высокой садовой стены доносилось всхлипывание и бубнение медины.
– Арабский город, Френки, никогда не спит. Это придает ему еще большее очарование и таинственность. Хотите заглянуть за стену и посмотреть, что там творится? Давайте посмотрим.
Он включил приемник на столе. Тревожные звуки неизвестного, по-видимому, струнного инструмента, ворвались в комнату, создавая атмосферу какой-то напряженности, предчувствия чего-то неожиданного. Женский голос захлебываясь тянул заунывную нескончаемую ноту, то понижая, то повышая ее на полтона.
Он нежно обнял ее за плечи.
– Если достаточно долго вслушиваться в эту музыку, – его голос звучал мягко, задумчиво, – то начинаешь слышать мелодию. Но мелодию слишком тонкую для нашего европейского уха. Песни эти очень печальные, о несчастной любви, о разбитом сердце. А как вы, Френки? Начинаете чувствовать что-нибудь?
Она глубоко вздохнула. Как-то странно вздохнула. Тело ее внезапно напряглось.
– Нет, для меня это только бессмысленный скулеж.
Чендлер в задумчивости разглядывал ее профиль.
– А как насчет того, чтобы выпить? В термосе у меня вода со льдом, но я не думаю, что она достаточно холодна. Пожалуй, я сейчас позвоню и закажу еще льда.
Она рывком сбросила его руки со своих плеч, продолжая всматриваться в глубину сада. Он ждал ответа. Было слышно только бухтение медины и треск цикад. Внезапно она резко повернулась к нему.
– Не нужна мне твоя паршивая выпивка. Я хочу, – тут она сделала глубокий вздох, – я хочу, чтобы ты взял меня, поимел меня, трахнул меня. Понял? Но не так, как ты занимался этим до сих пор. Не так!
Он глядел на нее, не веря своим глазам и ушам. Она нащупала сзади молнию на платье. Послышался характерный звук, и оно свободно соскользнуло с ее плеч на пол.
У Чендлера перехватило дыхание. Ее освещал только слабый свет из спальни. И при этом свете бронзовым загаром отливали ее маленькие высокие груди. Восхитительные округлости бедер оставляли слабую тень на ее нежном животе, ниже которого виднелась кружевная полоска, прикрывающая эти стройные бедра.
– Боже, Френки! – только и смог выдавить из себя Чендлер.
Он опустил руки на ее плечи и начал нежно гладить их, спускаясь все ниже. Рывком раздвинув эти руки, она сомкнула свои на его шее и, притянув его голову к себе, запустила пальцы в густую шевелюру, судорожно путаясь в ней, прижимаясь к ней губами. Затем она начала легонько покусывать его шею и подбородок. Постепенно она приближалась к его губам. Когда же наконец их губы встретились, он почувствовал их нежную сладостную припухлость, а под ними жаркую твердость зубов. Его рот приникал к ней все сильнее и сильнее, по мере того как страсть овладевала им. Тело ее судорожно извивалось и прижималось к нему. Руками он ощущал горячечную теплоту ее шелковистой кожи.
Задыхаясь, он поднял ее на руки и, положив на шезлонг, стянул трусики с бедер. Бросил их на пол. Откинув голову набок, она лежала с закрытыми глазами, порывисто дыша открытым ртом. Тело ее трепетало, бедра манили. Протянув руки, она шептала.
– Ну давай же! Давай!
Он опустился на пол, на колени, проник между ее колен и, обхватив руками бедра, грубо притянул к себе. Вскрикнув, она еще глубже надвинулась на него, рассекая руками воздух.
– О… о!.. О… о!.. – застонала она. Он приложил ладонь к ее губам.
– Ради всего святого, Френки, не кричи так! Она отбросила его руку и застонала вновь. С глухим ворчанием он глубоко вошел в нее, а затем, подхватив за плечи и бедра, поднялся. С громкими стонами она плотно обхватила его руками и коленями. Вот так, не разъединяясь, как единое целое, он принес ее в спальню и обрушился вместе с ней на постель. Из ее груди вырвался глухой стон. Он улыбнулся.
– Теперь можешь кричать, сколько душе угодно.
Она нашла руками его ягодицы и плотно сдавила их, пытаясь сделать контакт еще более полным, максимально полным. Задыхаясь, хватая воздух ртом, они вступили в странную диковинную борьбу. Их сцепленные тела вздымались и опускались. Внезапно она издала дикий вопль, медленно переходящий в стон экстатического восторга.
Голова Чендлера безумно моталась из стороны в сторону. Хриплым, сдавленным голосом он выдавил из себя в агонии.
– О, да!.. да!
И голова его простерлась на ее плече.
Тишину нарушало лишь их тяжелое прерывистое дыхание. Когда же оно постепенно восстановилось, он медленно поднял голову и соскользнул с нее. Подперев рукой подбородок, он начал разглядывать ее лицо. Она лежала, не открывая глаз, лоб наморщен, лицо искажено гримасой не то боли, не то какой-то непонятной печали. На щеку из-под пушистой ресницы медленно стекла крупная слеза. Он удивленно приподнял брови, вытер пальцем слезу и повернул ее лицо к себе.
– Что случилось, Френки?
Она замотала головой, не открывая глаз.
– Нет, нет, ты этого не поймешь.
Чендлер нахмурился.
– Да, черт побери, ты права, я этого не пойму. Ты просила меня взять тебя, взять… чуть ли не силой. И, видит Бог, я это сделал. Но мне показалось, что лично я тебе не нужен. Ты даже не дала мне возможности снять одежду. Вообще-то я никогда бы не подумал, что ты такая.
Она открыла глаза.
– А я и не такая. Я только хотела… Я… О нет, тебе этого не понять. Принеси, пожалуйста, мне мои вещи с балкона. Я пойду к себе.
Он провел рукой вдоль ее ноги, через бугор бедра, спустился к талии и подобрался к маленькой груди с алым острым соском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94