Впрочем, победителей не судят" (ходячая фраза у военных) (11). Успех был достигнут. Наши армии наступали и развивали успех дальше. Конкретных же воспоминаний о действиях 27-й армии у меня не отложилось в памяти. 38-я армия двинулась в наступление последней. Шли упорные бои, но мы продвигались вперед, выровняли линию фронта и разогнули часть дуги, которая с юга нависала над нами. Фронт развернулся теперь прямо на запад по всей своей линии. То же самое сделал Рокоссовский: он развернул правую сторону дуги, тоже выровнял фронт и повернул на запад. Когда мы готовились к наступлению, я ездил к нему в штаб и беседовал с ним. Я не в первый раз встречался с ним. Мы встречались еще тогда, когда он командовал войсками Донского фронта. Встретиться с Рокоссовским всегда было приятно. Он был хорош как командующий и как умный человек. Двинулись мы на запад. К нам поступила еще одна армия, 4-я Гвардейская. Командовал ею генерал Кулик (12). Его понизили в звании в первый же год войны, лишив маршальского звания. Не помню, в каком генеральском звании он тогда был у нас: не то генерал-майор, не то генерал-лейтенант. Членом Военною совета у него был Шепилов (13). Армия же - Гвардейская, как говорится, одета и обута с иголочки, а вооружена всем, чем мы могли в то время вооружить ее. Мы, конечно, были рады, что получили такую армию, но ни я, ни Ватутин не обманывали себя. Ее командующий не внушал нам ни доверия, ни уважения. Я был знаком с ним раньше, знал его плохой характер, и мне просто было жаль этой армии. Такая замечательная армия, а вот командующим был назначен Кулик. Почему Сталин назначил его, мне трудно объяснить. Он сам его прежде разжаловал, но не знаю, насколько тот был виноват, насколько было обосновано лишение его звания маршала. Значит, его наказали за конкретные дела. Он всегда был человеком ограниченным. Маршальское звание получил потому, что Сталин знал его по Царицыну 1918 года. Прибыла эта армия, начала действовать. Мы, по-моему, поставили ее в направлении примерно на Полтаву или немного севернее Полтавы. Сам Кулик был родом из деревни под Полтавой (14). Мы с Ватутиным выехали в его армию. Мне хотелось еще раз встретиться с Куликом. Зашли к нему в штаб, он как раз вел разговор по телефону. Я слушал, и меня очень обеспокоил и даже раздражал этот разговор, фразы его по содержанию были довольно нечеткими, и я жалел командиров корпусов. Они тоже, видимо, чувствовали недостаточную квалификацию командующего армией. Тогда мы отправили Сталину записку, в которой сказали, что недовольны командующим армией и что надо его заменить, потому что мы боимся за армию, боимся, что будут лишние потери, причем самые тяжелые, в результате неумелого управления войсками. В конце концов Сталин согласился с нами, и нам сообщили, что Кулик отзывается и назначается новый командующий. Шепилов же тогда произвел на меня хорошее впечатление. Он умный человек, и я считал, что он на своем месте как член Военного совета армии. Но, каким бы он ни был, это ведь не командующий. Командующий определяет все: и командует, и дает указания. Поэтому важно подобрать хорошего командующего. Я сейчас не помню фамилии нового командующего. Я его не знал и, собственно говоря, так и не смог с ним встретиться. Он погиб. Он полетел прямо в расположение армии, и не знаю, почему не заехал в штаб фронта. Когда же он с аэродрома ехал на "виллисе" в штаб армии, то совершенно случайно подорвался на мине (15). Таким образом, мы не получили нового командующего, и какое-то время Кулик еще продолжал командовать. Потом прислали еще кого-то (16). Не помню, кто сменил Кулика в командовании этой Гвардейской армией. Эта армия поредела в результате боев, но в какой-то степени потери были увеличены неумелым руководством Кулика. Сталин вскипел. Он позвонил и выражал очень резко свое недовольство тем, что подорвался на мине новый командующий. Можете себе представить, ехал командующий на "виллисе" и наскочил на мину противника. Значит, член Военного совета фронта виноват! Сталин упрекал меня, что я не берегу командующих армиями. А я не представляю себе, как можно уберечь командующего армией, чтобы он не наскочил на мину. Мы все там ездили, и солдаты, и офицеры, и генералы, и маршалы. Это же война. А где лежит мина противника - она об этом не говорит. Это неизбежные потери, как на всякой войне. Но у нас это усугублялось тем, что незадолго до того, и тоже на мине, подорвался командующий еще одной армией, который был назначен вместо Чибисова. Чибисов был освобожден от должности, потому что мы с Ватутиным были им недовольны и говорили об этом Сталину. Новый командующий принял армию и буквально через неделю подорвался на мине. Оба генерала подорвались в течение одной недели. И опять - упреки: "Вот уже два командующих у вас подорвались. Не бережете вы их". Меня возмущало, как он может, сидя в Кремле, требовать, чтобы я давал указания командующим, как им ехать на "виллисе", дабы не налететь на мины, разбросанные противником. Мы как раз вступили в полосу наступления, и это могли быть и наши мины, которые мы раньше оставляли тут. И мы минировали, и противник минировал, и здесь никаких претензий не должно быть. Помню, как через два года после войны в Киеве, у дороги, по которой уже было открыто движение и прошли минеры, подорвался трактор. Ехал, свернул с дороги и подорвался на мине. Тогда же я, конечно, возмущался, что Сталин выражает недовольство, и отвечал, что здесь я никак не могу взять на себя вину в гибели двух генералов. Это непредвиденная гибель, которая всегда возможна на фронте. Тогда командующим воздушными силами у нас на фронте был генерал Красовский (17).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161