Видимо, и здесь, перед Варшавой, у нас возникли такие же трудности. Варшаву брали не в лоб, не прямо переправлялись туда из Праги - пригорода Варшавы, а форсировали Вислу севернее, обошли Варшаву и вынудили немцев оставить город. Конкретных же условий тех дней, когда враг находился еще в Варшаве и мы как бы смотрели через реку друг на друга, находясь на разных берегах, я не знаю. Но я понимаю доводы и противной стороны. Она имела полную возможность вдолбить кое-кому в голову, что мы, советские, сознательно не предприняли никаких действий, потому что не в наших интересах было укреплять Бур-Коморовского. Ведь он потом воевал бы против нас в Варшаве, если бы мы не признали его власти. А мы бы, конечно, не признали ее. Инспирировал же это восстание Черчилль через Миколайчика. Он хотел поставить нас перед фактом: мы пролили кровь, подошли к Варшаве, прогнали немцев, а в польской столице уже есть правительство страны во главе с Миколайчиком. Устранять существующее правительство - значит вызвать осложнения между союзниками, резкие трения, что, конечно, было нежелательно. Вот такой была там ситуация, как я ее понимаю. Но, повторяю, никаких фактических оснований той или иной версии не знаю. Когда немцы были изгнаны оттуда, Миколайчик приехал в Варшаву и стал заместителем премьер-министра. Я с ним познакомился в Москве, когда польское руководство приезжало, чтобы побеседовать со Сталиным. Потом Сталин дал обед в его честь. Нужно сказать здесь правду, что Армия Крайова, которая создавалась людьми, возглавлявшимися Миколайчиком, была разветвленной и сильной. Потом мы с ней столкнулись, и она много нам принесла беспокойства. С действиями Армии Крайовой мы встретились еще во Львове. Зимой 1944 - 1945 гг. наши войска успешно продолжали наступление и вступили на территорию самой Германии. Я частенько перезванивался по телефону с командующим войсками 1-го Украинского фронта Коневым. Он держал меня в курсе дел, но какой-либо необходимости моего присутствия во фронтовом штабе, конечно, не имелось. А я был тогда по горло занят гражданскими делами на Украине, хотя меня тянуло, очень даже тянуло время от времени побыть с военными товарищами, послушать их, посмотреть на немецкую землю. Я никогда в Германии до того не был, а хотелось взглянуть в глаза немцам, прочесть на их лицах, как они переживают вступление наших войск на их землю, каково им отведывать войны, которую навязал нам Гитлер. Теперь война перенесена на территорию самой Германии, и немецкий народ страдает от того, что принес нам. Могут сказать, что виноват Гитлер, а не немецкий народ. Это верно. Я это понимаю, и всегда понимал, и различал их. Немецкий народ был одурачен или опьянен шовинизмом (не знаю, какое выражение больше тут подходит; видимо, оба) и поддержал Гитлера. Если бы немецкий народ не поддержал Гитлера, то и Гитлер не удержался бы. Армия Германии не только воевала против нас, но и проявляла очень большое упорство в боях, а ведь состояла она из немцев. Выдвинутые Гитлером идеи завоевания жизненного пространства и господства немецкой нации, нацистский дурман ослепляли людей. Поэтому-то мне и хотелось посмотреть, как идет отрезвление немцев и вообще - идет ли оно. Однажды я, созвонившись с Коневым, вылетел к нему. Штаб фронта находился в каком-то населенном пункте Германии, перед Одером. Наши войска вели бои в районе Бреслау. Бреслау был окружен, но немцы оказали там упорное сопротивление, шли довольно затяжные бои (25). Я решил, по прибытии в штаб фронта, поговорить с командующим и с давними товарищами. Мне хотелось побывать в Силезии, ибо там действовала 38-я армия Москаленко. Потом я хотел проехать в 60-ю армию, которой командовал Курочкин (26). Черняховский, который командовал ею раньше, был назначен командующим фронтом и в Восточной Пруссии погиб. Это был очень многообещающий молодой генерал (27). Итак, я полетел в Германию. Командующий воздушной армией Красовский (28) сообщил мне, где можно приземлиться. Нас встретили и направили в штаб. Он находился в немецком поселке. Когда мы туда ехали, то было видно, что все дороги усыпаны пухом и перьями. Я спросил: "Что это значит?". "А это, - объясняют, - немцы, когда отходили, бросали свое имущество, включая перины и подушки. Видимо, солдаты выпустили из них пух и использовали материю на портянки". В районе расположения штаба я никаких немцев вообще не видел. Либо они бежали, либо были выселены. Мне знакомы немецкие постройки: стоит дом и тут же к нему примыкают конюшня, коровник, другие службы, посреди двора навозная яма. Я встречал такое устройство у колонистов на Украине, где издавна жили большие колонии немцев. Из штаба я поехал к Курочкину и Москаленко. Не помню, у кого из них заночевал, однако помню, что штаб одной из армий был расположен в поселке какого-то рудника, у угольных копей. Я сравнивал их с донбасскими. Глазами шахтера тут был воистину рай земной. Копи - в лесу, прекрасное место, хорошие постройки для служащих и для рабочих, значительно лучшие бытовые условия, чем на шахтах, на которых работал мой отец и где я провел свои детство и юность. Командующие армиями докладывали обстановку. Положение везде было блестящим: войска продвигаются вперед, настроение - лучше некуда, победа уже маячила перед глазами. Я, собственно говоря, и поехал-то больше взглянуть на условия жизни в Германии и встретиться с населением, а не заниматься военными делами. Но и тут я с населением тоже не встретился. Все или бежали, или были выселены. Как правило, мы и в собственной стране выселяли местных жителей из района, где размещался штаб. Действовали жесткие правила, установленные Сталиным на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161