— Что тут необычного?
— Необычно то, что вот уже полчаса никого возле него нет. Неслыханно — личный пилот рейхсмаршала удалился, оставив недоделанной свою работу.
— Может быть, он чинит что-нибудь в мастерской? И вообще, вы сегодня смотрели на термометр?
— Да, я, пожалуй, ничем не лучше коменданта замка с его охотой за ведьмами, — грустно ответил фон Браухич. — Перед вами печальный результат профессиональной шизофрении; для такого ясного ума, как ваш, ответ очевиден. Будем иметь это в виду.
— Вы собираетесь сегодня еще эксплуатировать ваш мощный интеллект? — безмятежно спросила Мэри.
— Вон там, — фон Браухич кивнул на резную дверь, — в золотой гостиной. — Он взглянул на часы. — И, уже через двадцать минут! Благодарю за очаровательную компанию, фрейлейн.
— Спасибо, вы были очень любезны. Но у вас, стало быть, еще встреча? — У нее опять участился пульс.
— Музыкальный вечер. Даже гестапо имеет свои маленькие слабости. Будем слушать песнь соловья. — Он прибавил шагу. — Простите, фрейлейн, я вспомнил, что мне еще нужно подготовить одно-два донесения.
— Сожалею, что отвлекла вас от важных дел, капитан, — с притворной застенчивостью сказала Мэри, думая о том, что же у него сейчас на уме и что он задумал предпринять? Фон Браухич не из тех, кто внезапно вспоминает о неотложных делах; он никогда не забудет то, что для него важнее всего. — Вы очень добры ко мне.
— Счастлив служить, — он остановился у входа в ее комнату, взял ее руку в свои и улыбнулся. — Спокойной ночи, милая Мария. Вы очаровательны.
— Спокойной ночи. — Она улыбнулась в ответ. — И спасибо.
— Мы обязательно должны получше узнать друг друга, — он открыл дверь, поклонился, поцеловал ей руку, аккуратно затворил дверь и задумчиво потер подбородок. — Гораздо лучше, моя дорогая Мария, — повторил он про себя. — Гораздо.
Каррачола, Томас и Кристиансен, склонившись над столом, старательно скрипели перьями. Во всяком случае, двое из них — Кристиансен до конца не оправился от удара по голове, и писание давалось ему с трудом. Крамер чуть поодаль, тихо беседуя со Смитом, с любопытством и тенью беспокойства наблюдал за процессом.
— Похоже, они увлеклись, — заметил он.
— Вид раскрытой могилы возбуждает, — цинично отозвался Смит.
— То есть?
— Знаете, что произойдет с этими людьми через четверть часа?
— Я слишком устал, чтобы следить за игрой слов, капитан Шмидт.
— Смит. Через четверть часа они будут мертвы. И они это знают. Поэтому отчаянно борются за каждую минуту жизни: когда ее осталось столь мало, каждый миг, отвоеванный у вечности, бесценен. Так азартный игрок, зная, что проигрывает, цепляется за каждую возможность продлить игру.
— А вы поэт, капитан, — пробормотал Крамер. С минуту он походил взад-вперед по комнате, уже не глядя на пишущих, потом сел напротив Смита. — Ладно, — сказал он. — Сдаюсь. В чем же все-таки разгадка? Что за всем этим стоит?
— О, она проста, как все гениальное, дорогой Крамер. За веревочки дергает адмирал Ролленд. А он настоящий гений, человек, не знающий ошибок. Можете не сомневаться.
— Ладно, — нетерпеливо подстегнул его Крамер, — он — гений. Что дальше?
— Каррачолу, Томаса и Кристиансена взяли три недели назад. Они работали только в Северо-Западной Европе, и здесь их никто не знал.
— Понаслышке знали.
— Да, но не более того. Адмирал Ролленд решил, что если трое соответствующим образом инструктированных агентов явятся сюда под видом указанных лиц, к ним наверняка отнесутся с уважением, а вы обязательно их примете. Следовательно, они смогут действовать в замке совершенно свободно и в полной безопасности.
— Ну и?..
— Разве не понятно? — теперь уже Смит начал проявлять нетерпение. — Ролленд знал, что если генерал Карнаби или этот тип, загримированный под него, попадется вам в руки, допрашивать его с немецкой стороны прибудет не менее важная персона, — Смит улыбнулся. — Знаете ли, известную мудрость, гласящую, что Магомет идет к горе, а не гора к Магомету, в Англии понимают так: армейские чины сами явятся побеседовать с гостем господ из гестапо.
— Продолжайте.
— А рейхсмаршал Роземейер столь же притягательный объект для союзников, как генерал Карнаби для нас.
— Рейхсмаршал! — Крамер, бросив взгляд в сторону Роземейера, с трудом выдохнул: — Его хотели похитить!..
— Ваши драгоценные агенты, которым вы доверились, — безжалостно закончил за него Смит.
— Боже! Боже милосердный! Дьявольский план!
— Именно так.
Крамер резко поднялся и подсел к Роземейеру. Минуты две они о чем-то тихо переговаривались, изредка поглядывая в сторону Смита. Впрочем, говорил в основном Крамер и, насколько можно было заметить со стороны, очень красноречиво: любопытство на лице Роземейера переросло сперва в удивление, а потом в выражение изумленного потрясения. Когда Крамер закончил монолог, они оба помолчали, потом, как по команде, поднялись с мест и подошли к Смиту. Рейхсмаршал выглядел заметно бледнее обычного, а когда заговорил, в голосе его слышалась легкая дрожь.
— Невероятная история, капитан Смит, — сказал он. — Невероятная. Кто бы мог подумать, что ларчик открывается именно так! — Он выдавил из себя улыбку. — Честно говоря, не очень-то приятно оказаться в ловушке. Я ваш вечный должник, капитан Смит.
— Германия у вас в долгу, — вмешался Крамер. — Вы оказали ей огромную услугу. Мы этого не забудем. Уверен, что фюрер лично выразит вам свою признательность.
— Вы слишком великодушны, господа, — скромно сказал Смит. — Я вполне вознагражден тем, что сумел выполнить свой долг. — По его губам пробежала тень улыбки. — Разве что фюрер предоставит мне две-три недели отпуска:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61