Но у нее ничего не получилось. Она ощущала, как разум Карадура пытается отыскать ее сквозь бурю, но ядовитые испарения, заполнявшие все трещины Цитадели, не позволяли ей откликнуться. Террил Чернико сидела, погрузившись в полудрему, иногда ей снились жуткие сны. Когда она просыпалась, усиливалась боль. Прошло уже некоторое время с тех пор, как какой-то человек – наверное, раб – принес ей чашку с водой и кусок черствого темного хлеба. Она заставила себя съесть хлеб.
– Сейчас день или ночь? – спросила Соколица.
Он пожал плечами и открыл рот, чтобы показать обрубок языка.
– Это сделал Гортас? – ужаснулась лучница и продолжила. – К замку подошла армия. Скоро Гортас умрет.
Раб посмотрел на нее неверящими глазами, а потом отошел, словно ее слова несли в себе опасность. От мерцающего света мучительно болела голова, и женщина прикрыла глаза рукой. На мгновение ею овладело отчаяние. Она не может изменить форму. Не может изменить форму .
Соколица стала методично ощупывать ледяные прутья клетки здоровой рукой в том месте, где они входили в мерзлую землю. Они казались прочными. Тогда она несколько раз ударила ногой по двери клетки – безрезультатно. Лишь боль в сломанной руке усилилась. Лучница мечтала о железном пруте или хотя бы о крепком посохе.
В ее сознании возник образ Медведя. Она видела его огромное мохнатое тело, маленькие глазки горели ненавистью. Он прятался среди скал, неподалеку от замка. Правда или иллюзия? Соколица не знала.
«Медведь, я здесь, – послала она зов в уходящую ночь. – …Я здесь, найди меня».
Он ничего не ответил. Волк ее бы услышал, но Медведь оставался глух к ее зову. Он не придет на помощь, а Дахрани мертв. Меняющая форму оперлась на прутья, сопротивляясь подступившему отчаянию.
Из наполненного болью сна се вырвал стук сапог.
Гортас заглянул в клетку.
– Доброе утро, сестричка.
Дверь распахнулась, и трос мужчин выволокли Соколицу наружу. Она умудрилась ударить одного из них локтем в горло и лягнуть другого в колено, но общими усилиями они справились с ней. Отвратительное лицо Гортаса сияло злобной радостью. Один из его подручных также улыбался, остальные равнодушно исполняли приказы оборотня. Они потащили женщину в зал, где стоял трон.
Червь слегка раскачивался в сумрачном свете факелов. Шем, свернувшись калачиком, лежал на грязном одеяле в ногах у тропа.
– Милорд, я привел по вашему приказу меняющую форму, – заявил Гортас.
– Превос-с-с-ходно, – ответил змей. – С-с-связать се. – И в тот же миг черты его лица изменились: юный светлокожий мужчина с голубыми глазами превратился в нечто ужасно старое и мало напоминающее человека.
Грязные солдаты быстро привязали руки и ноги Соколицы к каменной колонне. Она уловила запах дыма.
– Хорош-ш-шо, – прошипел червь. – Ты ощ-щущ-щаешь боль, маленькая птичка? – Она увидела жаровню, наполненную тлеющими углями, и раскаленный металлический прут. – Тебе не с-с-спас-с-стись. И не рассчитывай, что твой командир тебе помож-ж-жет. Он с-с-считает тебя предательницей. Он полагает, что ты с-с-сбежала от него, как и его друг Азил, его обож-ж-жа-емый друг-предатель.
Ненависть стекала, точно кислота, по стенам его разума. Червь закинул свою изменчивую голову назад и захохотал жутким шипящим смехом.
– «Медведь», – передразнил он. – «Медведь, найди меня». Твой Друг не может тебя с-с-с-лышать, маленькая птичка. Он лежит в с-с-снегу, истекая кровью, его тело пронзила с-с-стрела.
– Ты лжешь, – прошептала Соколица.
– Откуда ты знаешь? – осведомился червь. – У тебя не может быть уверенности. Ты лишилась своей с-с-силы. Я ее с-осожрал. – Он зевнул, показав алую глотку. – Ну, давай, – кивнул он Гортасу.
Гортас надел перчатки.
– Милорд, выжечь ей оба глаза?
– Нет, – ответил червь и склонился над Соколицей. – Пока нет. Выжги один. И с-с-с-делай это медленно.
– Держите ее голову, – приказал Гортас солдатам.
Они схватили женщину за волосы и прижали ее голову к колонке. Гортас вытащил из жаровни прут. Соколица ощутила жар у щеки. Она начала отчаянно сопротивляться, пытаясь повернуть голову, но солдаты крепко ее держали.
– Кричи, сестричка, – прохрипел Гортас. – Говорят, крик помогает.
Тупой, раскаленный кончик прута прикоснулся к ее правому веку и тут же отодвинулся. А потом снова. И снова.
Разум вопил от боли, но она не раскрыла рта.
Мучители так и не дождались ее крика, когда раскаленный докрасна прут прожег веко и вошел в правый глаз Соколицы.
ГЛАВА 21
Перед рассветом Медведь Иниссон оказался возле небольшой впадины в западной стене замка.
Дорогу ему преградила узкая деревянная дверь. Замок был сломан, дверь едва держалась на нижней петле. Стена, издалека казавшаяся нерушимой преградой, вблизи была хлипкой, как деревянный забор. Она легко крошилась под его руками.
По другую сторону двери стоял часовой. Сначала Медведь слышал его шаги, а потом до него донесся храп. На бастионах часовых не было. Сидевшие на башнях вороны спали, спрятав голову под крыло. Далеко в небе, на немыслимой высоте сияли звезды, образующие удивительные узоры на лике ночи.
Медведь слегка поскреб кончиком своей дубины по деревянным планкам двери. Храп прекратился. Медведь ждал. Дверь приоткрылась. Медведь не шелохнулся. Дверь открылась пошире. Солдат выглянул в темноту. Рыжебородый великан концом дубинки нанес безжалостный удар сначала в грудь солдата, а потом в лицо. Тот бесшумно повалился на землю. Медведь перешагнул через неподвижное тело и аккуратно закрыл за собой бесполезную дверь. Коридор был таким низким, что ему приходилось наклонять голову. Тусклый зеленоватый свет едва освещал шершавые холодные стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100