Но главная Контора с маниакальной последовательностью несколько раз в году рассылала соответствующий циркуляр по всей республике – дабы упредить распространение опыта. А мы, глупые легавые, вынуждены были из года в год все это читать и расписываться в ознакомлении и неразглашении.
Текст ориентировки я знал чуть ли не наизусть. Однако, развернувшись спиной к замполиту и лицом к окну, сделал вид, что внимательно изучаю. Из комиссарского кабинета хорошо просматривалось самое начало Большой Житомирской – угол площади, троллейбусная остановка, газетный киоск, небольшая толпа кандидатов в пассажиры… Моя оперативная память еще не успела остыть. Поэтому я несколько секунд спустя выделил среди желающих облегчить себе жизнь посредством толкотни в общественном транспорте две знакомые фигуры. Мои случайные попутчики по Берковцам. Они продолжали нервно посматривать на часы, о чем-то советоваться и вообще делать вид, что ужасно спешат. Однако когда на остановку друг за дружкой подкатили сразу три восемнадцатых и один шестнадцатый троллейбус, эта парочка ни в один из них не села. Не привлекли их внимание и несколько машин такси с зелеными огоньками, которые медленно ехали вдоль по улице, явно выискивая пассажиров.
Вот тут до меня, наконец, дошло, как до жирафа. Эти мальчики не дожидаются транспорта. Они достаточно аккуратно держат в поле зрения главный вход-выход из нашей Управы. Но если тебе нужен кто-то из нашей братии, то лучше всего стоять под самой дверью. А то и посидеть в вестибюле, как это делают все нормальные люди. Но если ты ненормальный человек? Тогда лучше места для внешнего наблюдения за Управой ты не сыщешь. Троллейбусная остановка, люди входят и выходят, рядом школа, на перерывах по тротуарам детишки бегают. Чуть в стороне – ЦК комсомола и партийный горком, тоже весьма оживленные учреждения. Действительно, идеальное место. Остается проверить последнее предположение…
Я расписался в ознакомлении, выслушал короткую лекцию касательно «зловредных буржуазных националистов и их подлых намерений», распрощался по уставу и вышел. Говорят, что самая лучшая импровизация – это та, которая заранее подготовлена, поэтому я выбрал уже когда-то мной отработанный вариант. Вылетел из главного входа, озабоченно свернул налево к остановке, сделал несколько шагов, хлопнул себя по лбу, развернулся на сто восемьдесят градусов и быстро зашагал в противоположном направлении. Прошел мимо Управы, перебежал улицу, свернул влево. Перед светофором, как и надлежит порядочному пешеходу, внимательно посмотрел налево и увидел, что один из пары быстро бежит мимо Управы, чтобы сесть мне на хвост, а второй открывает дверку «москвича», припаркованного на тротуаре возле шестой школы. Я вижу, машины вы, граждане, меняете чаще, чем носки!
Не снижая темпа передвижения, я пересек на зеленый свет улицу Парижской Коммуны и вдоль маленького сквера, где когда-то нашли труп квартирного вора Кициуса, вышел на улицу Героев Революции. Тут меня обогнал «москвич», за рулем которого сидела вторая половинка моего хвоста. Наверняка сейчас свернет и спрячется за планетарием, чтобы подстраховать напарника. Пускай. Устанет ждать.
Вариант номер раз – специально для дебилов! Почти в самом начале улицы стоит дореволюционный дом с секретом. Со стороны Героев Революции он трехэтажный. Но если зайти с Парижской Коммуны – то он уже шестиэтажный. Так вот, я влетел в средний подъезд и там сразу же вошел в дверь без номера. За ней простирался длинный коридор, в который выходили двери нескольких квартир. Но предпоследняя, хотя и имела номер, написанный краской на дерматине, однако вела не в жилье, а на лестницу – вниз, во двор и на соседнюю улицу.
Я летел по лестнице вниз, словно сексуально озабоченный подросток на танцы с обжималками. Однако тот берковецкий гад имел, кажется, тонкий музыкальный слух. Поэтому отставал от меня всего на четыре пролета.
Вариант номер два – для особо наглых дебилов. Я прибавил скорость, однако не стал выскакивать во двор, а укрылся за дверьми черного хода, предварительно распахнув их наружу. А теперь: «Раз-два-три-четыре-пять, вышел фраер погулять!» Мой преследователь решил преодолеть порог в длинном прыжке, но тут совершенно неожиданно перед его носом возникла дверная створка. Нет, удивиться он успел. И даже выкрикнуть первый слог известного глагола. Возможно, он даже произнес все слово. Но звуки его голоса утонули в грохоте двух мощных ударов: сначала его головы о дверь, под которую я надежно подставил плечо снаружи, а затем от падения его тела на цементный пол.
Наступила тишина. Только в каком-то из верхних этажей какой-то одаренный ребенок довольно неплохо исполнял полонез Огинского.
Я вышел со двора с невиннейшим видом. К моему удивлению, этот «москвич» уже стоял у бровки тротуара. Водитель смотрел куда-то сквозь меня, дожидаясь, пока в поле зрения появится его напарник. Ну, жди, жди. Это уже твои проблемы. И его. И тех, кто вас послал.
А кстати, кто вас послал?
Блатные зареклись играть со мной в такие игры с того дня, когда в этом же подъезде один любопытный с разбегу наехал… нет, не лбом в дверь, а зубами на ствол моего пистолета. Верхний резец застрял в дуле, пришлось выбивать шомполом.
Существовала еще наша специнспекция. Но они не размениваются на всякие там упреки и подозрения, как тот ревнивый Абрам из анекдота, а работают по конкретике. А вот конкретики, то есть, злоупотребления служебным положением, за мною и не было. Если не считать регулярного кофепития вне очереди в подземном переходе на Крещатике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49