Что же касается моего отца, то он очень любил мою мать, потому и нарушил верность своей жене. И он вовсе не выбросил нас с матерью из замка и не поселил в деревне. По его распоряжению мы жили в башне замка. Минерву и меня изгнали в жалкую хижину в деревне по приказанию Эллоры – уже после того, как норманнские дьяволы убили в один и тот же день моих отца и мать!
Ошеломленный этой отповедью, Тристан молчал. А Хейд продолжала изливать свой гнев:
– Что же касается тех вилланов, которые не оказали тебе должного уважения, то ты должен понять: не за знатное происхождение уважают человека, а за его слова и дела.
Тут Тристан наконец-то обрел дар речи, и в нем проснулась уязвленная гордость.
– Не учи меня, Хейд! Я прекрасно знаю свой долг и свои обязанности! И я не стану, словно придворный шут, потворствовать твоим вздорным детским выходкам!
Хейд резко рассмеялась:
– Тебе, лорд, не требуется мое присутствие, чтобы сделать из себя шута. Твои слова изобличают тебя.
С трудом, сдерживая гнев, Тристан процедил сквозь зубы:
– Отправляйся в свою комнату, пока не поздно…
– Ты что, рассердился? – спросила Хейд с язвительной улыбкой. – Может, ты рассердился из-за того, что мои слова правдивы? Что ж, очень хорошо. Оставляю тебя наедине с твоим величием. Но прежде чем я уйду, запомни следующее… – Хейд взглянула на него пристально. – Можешь называть меня простолюдинкой и незаконнорожденной, но оставь в покое моих родных. Можешь пожелать своим родителям отправляться в преисподнюю до конца времен, если тебе так угодно, но не смей порочить моих, потому что они настолько меня любили, что пожертвовали ради меня жизнью!
Тристан поднял руку, чтобы ударить Хейд за обидные слова, но, тотчас же устыдившись, отшатнулся и попятился. Ему никогда еще не случалось ударить женщину, и он ужасно смутился при мысли о том, что едва не ударил Хейд. На ее щеке все еще видны были отметины от ударов, нанесенных Найджелом, и он чуть было не уподобился этому негодяю.
– Послушай, Хейд, я просто…
Она отступила к двери, прижимая к груди свой мешочек с одеждой.
– Ты хотел меня ударить.
Протягивая к ней руки, Тристан последовал за ней.
– Нет-нет, Хейд. Позволь мне объяснить…
– Держись от меня подальше! – прокричала она. – Не подходи ко мне близко!
Обернувшись, Хейд распахнула дверь и выбежала во двор. Стоя в дверном проеме, Тристан смотрел ей вслед, пока она не скрылась за спинами вилланов и воинов, сновавших по двору. Внезапно он заметил, что некоторые из них поглядывают на него с тревогой и недоумением; Фаро же смотрел на него с явным неодобрением. Тяжело вздохнув, Тристан вернулся в зал и захлопнул за собой дверь. Он решил оставить пока все как есть. Было бы неразумно привлекать к себе внимание. А потом, когда они оба успокоятся, он подойдет к ней и поцелуями загладит свою вину.
– Похоже, вы преподали хороший урок этой дерзкой девице, – послышался за его спиной женский голос.
Тристан обернулся и увидел Эллору.
– Хорошо, что вы так быстро сумели взять ее в руки, – добавила она с усмешкой.
Тристан мысленно пожелал жене Найджела убираться к дьяволу. Приблизившись к столу, сказал:
– Прошу меня простить, леди Эллора, но у меня нет времени беседовать с вами. – Он взял со стола список людей из Гринли.
– Да, конечно, милорд, – с улыбкой закивала Эллора. – Вы сейчас очень заняты, я понимаю… Но все-таки хотелось бы спросить вас… Скажите, не изменились ли ваши намерения относительно помолвки?
Тристан молча направился к лестнице. Обернувшись, бросил через плечо:
– Свадьба состоится.
Глава 15
Фаро и Солейберт сидели рядышком на мягкой зеленой травке за стенами Гринли. Они были надежно укрыты от любопытных глаз, но все же едва смели прикоснуться друг к другу краем одежды.
– Ты должен уехать сегодня же? О, это слишком скоро… – Берти отвернулась, чтобы скрыть смущение.
– Таков мой долг перед моим сюзереном, – ответил Фаро. – Но я обязательно вернусь, миледи.
Берти снова повернулась к нему лицом, и взгляды их встретились.
– Я и впрямь твоя леди? – спросила она шепотом: – Не смогу вынести мысли о том, что сердце человека, которого я буду ждать, не принадлежит мне.
Фаро долго и пристально смотрел на нее. Затем руки его скользнули под ворот туники, и он снял с шеи изящную продолговатую подвеску на длинной и тонкой золотой цепочке. Какое-то время он держал цепочку прямо перед собой. Потом тихо проговорил:
– В моей родной стране, когда мужчина берет женщину в жены, он дарит ей мангалсутру – символ того, что она замужняя дама и находится под защитой мужа: Обычно это какая-нибудь красивая вещица, украшенная драгоценными камнями, символизирующими любовь мужа.
Берти неотрывно смотрела на подвеску и странные символы, выгравированные на ней. Внезапно ее охватила дрожь, и она бессознательно облизнула пересохшие губы.
– Это украшение, – продолжал Фаро, – находилось в моей семье много поколений и переходило от отца к сыну. Было время, когда я мог бы одарить тебя всеми сокровищами, принадлежавшими моей семье. Но теперь могу предложить только вот это.
– О, Фаро!.. – выдохнула Берти, и глаза ее наполнились слезами. – Твое богатство – ничто по сравнению с моей любовью к тебе.
– Так ты примешь этот знак моей любви к тебе, чтобы он заменил меня, пока я не вернусь? – спросил Фаро, по-прежнему держа перед собой цепочку.
Девушка покраснела и кивнула. Ее обуревали столь сильные чувства, что она не могла вымолвить ни слова. Наконец она наклонила голову, и Фаро осторожно надел цепочку ей на шею, так, чтобы подвеска оказалась под платьем, между грудей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82