Другими словами, они избрали тебя для особой роли в заговоре. И принимая во внимание то, что ты говорил о пятерках, мы думаем, что ты был на особом положении. Ты знаешь, как был устроен Третий Город. Ты это понимаешь. Твои начитанность и красноречие, будь они неладны, также указывают на то, что ты принадлежал к верхушке заговора. Это значит, что ты знаком и с другими, со всеми. Ты слышал, как мы обсуждали устройство ваших звездочек, – это раскрыло нам все.
Орсо: Нет, мои господа, я никогда не видел людей, которые руководят Третьим Городом. А если и видел, то не знаю об этом. Я клянусь вам – руководителем может оказаться и кто-то из вас.
Десять: Монах, пожалуйста, не надо этих клятв. Для тебя они не дороже мусора. И опять же, придержи язык. Разве ты не ездил за границу по делам Третьего Города?
Орсо: Я ездил в Виченцу, Падую и в другие города, но отнюдь не по поручению тайного общества.
Десять: Ты только что выдал себя, брат Орсо, потому что на сей раз мы точно знаем, что ты снова лжешь. Через несколько минут мы представим тебе доказательства и напомним, зачем, черт тебя побери, ты ездил в соседние города. Но сперва скажи нам, когда ты познакомился с монахами Пьетро Дзиани и Лоренцо Тьеполо.
Орсо: Я знаком только с одним из них, мои господа. Брат Алессандро Баседжио однажды упомянул их имена. Он сказал, что у них у первых родилась мысль о Третьем Городе, но сообщил только общие сведения. Он не рассказывал подробностей. Я принял как должное, что два человека, наши основатели, были глубоко огорчены состоянием нижнего города. Доминиканца Тьеполо убили в Святой Земле, я думаю, это произошло довольно давно. Я тогда еще жил в Болонье. Другой человек, францисканец брат Пьетро, был очень стар и умер два года назад. Я встречался с ним один раз, но встреча была недолгой. Конечно, я очень хотел узнать об этих людях, но нашим главным правилом было не соваться в дела, которые должны оставаться тайной.
Десять: Что ты можешь рассказать нам о брате Дольфине Фальере?
Орсо: Дольфине Фальере? Ничего, господа. Я не знаком с этим человеком.
Десять: Это очень странно, потому что он, должно быть, был знаком с тобой. Он знал о тебе все.
Орсо: Тогда по вашей логике, мои господа, он и должен быть тем человеком в своей пятерке, который осведомлен о внутренней организации Третьего Города.
Десять: Был осведомлен, брат Орсо, был осведомлен. Но не сейчас.
[Пропуски. Позже в тот же день]
Орсо: Как вы говорите, мои господа, я запятнал душу свою всяческими грехами. И вы спрашиваете, как могу я надеяться на спасение? Только силой раскаяния. Ранняя Церковь признавала только публичные покаяния, они разжигали жгучий стыд и унижение. Но у нас приняты частные исповеди. Для нас, следовательно, подлинным раскаянием может быть только боль. Оно должно совмещаться с яростным избиением грязной плоти, или в нем нет проку.
Четвертая маска: Единственная вещь, в которой тебе придется раскаиваться, – так это в своем высокомерии по отношению к нам.
Десять: Пусть монах продолжает.
Орсо: Но раскаяться нелегко, без труда это, пожалуй, удается только беднякам, ведь им не дано вкусить прелестей сладкой жизни и развить в себе изящную и утонченную порочность богатых и сильных.
Вторая маска: Господа, умоляю, заставьте его замолчать. Как долго мы будем терпеть эту дерзкую проповедь? И кроме того, что за глупое утверждение! Разве монах никогда не слышал о закоренелых преступниках, которые вышли из его любимой бедноты в нижнем городе?
[Опущено]
Десять: Доминиканец! Да все твои речи – сплошная ересь. Когда ты говоришь, что Бог так же близок тебе, как твои собственные жилы, и утверждаешь, что Он и в самом деле в тебе – не только в духе, но и чуть ли не в теле, знаешь ли ты, что ты проповедуешь? Что каждый человек – сам себе Бог. Язычник! Философ и магистр теологии! Тебе бы следовало знать, что за такое учение ты заслуживаешь сожжения живьем, так что радуйся, что мы обещаем тебе мгновенную смерть на кольях.
Ты говорил о пустыне. Чего ты ждешь? Продолжай!
Орсо: Мои господа, я не могу продолжать.
Десять: Именем Христовым, монах, хоть ты и попрал это имя, мы прощаем тебя, извиняем тебя. И слушаем твою ерунду. Так что продолжай.
Орсо:…Мои господа, пустыня была последним пристанищем старых языческих богов и демонов. Теперь демоны в нас самих. Меня послали в пустыню, чтобы от них очиститься. Теперь мне больше нечего страшиться. Есть только Крест.
Десять: Да, Крест и Совет Десяти.
Орсо: Я страшусь Христа, но не Совета Десяти.
Десять: Но ты ведь знаешь, что мы можем подвергнуть тебя адской пытке.
Орсо: Можете, мои господа… Но даже членам Совета Десяти в какой-то момент приходится писать завещания и выражать последнюю волю. [Писцы отмечают «перешептывания» в зале]
Десять: Слушай, брат Орсо, пусть эти слова прозвучат как приговор. Перед тем как обнять колья, ты дорого заплатишь за свой нечестивый язык.
Орсо: Господа, прошу, снимите свои маски и дайте мне взглянуть на ваши храбрые лица.
[Писцы отмечают «ропот» и «возмущение» в зале]
Десять: Стражники, заберите отсюда заключенного, и пусть доктор Бартоло ослепит его. Мы хотим, чтобы ему выкололи глаза. Постойте… Один из наших коллег, конечно, потребует голосования, так что давайте проведем его. Мы предлагаем немедленное ослепление.
Результат: пятеро за, пятеро против.
Решение: советники дожа проголосовали против ослепления Орсо.
Пятая маска: Во имя Господа, с чего мы столько времени возимся с этим кровожадным священником? Он всем нам желает смерти. Он стремится разрушить город. Он заслуживает пыток и адского пламени, и немедленно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83