– Пожалуйста, извините капитана. Не говорите ему, что я сказал это, но вы должны понять, что в его положении… В конце концов, он офицер.
– Я понимаю, Карло. Он не признался бы, что это правда, даже если бы сам все написал. А вам не кажется, что это мог написать грек?
Доктор нахмурился.
– Какая глупость.
– Я просто подумала…
– Кто из греков может все это знать? И кто из греков умеет у нас писать по-итальянски? И у кого из греков есть транспорт, чтобы разбросать их по всему острову? Не глупи.
Но Пелагию гипотеза воодушевила.
– Во многих местах «R» написано как «Р», а это свойственная греку ошибка. Потом, итальянец мог дать греку всю информацию, они составили всё и напечатали, а затем итальянец мог развести это повсюду на мотоцикле или еще на чем-нибудь… – Она победно улыбнулась и подняла руки, показывая, как все это просто. – И в любом случае, всем известно, что люди слушают Би-би-си.
В присутствии Карло она сочла неблагоразумным ссылаться на то, что жители деревни слушают передачи, набившись до отказа в большой чулан кофейни и яростно накурив там, а потом, давясь от кашля и захлебываясь в обсуждении, вываливаются оттуда и несут новости домой женам, которые в свою очередь передают их друг другу у колодца и на кухнях. Ей было неизвестно, что итальянские солдаты делают абсолютно то же самое в своих казармах и на квартирах: иначе почему все на острове рассказывают про Муссолини одни и те же анекдоты?
Карло и доктор посмотрели друг на друга, опасаясь, что раз Пелагия смогла просчитать это, то сможет и кто-нибудь еще.
– Не умничай, – сказал доктор, – а то мозги из ушей полезут. – Была такая детская поговорка.
Пелагия, увидев беспокойство отца и Карло, вспомнила, что перед войной компартия дала Коколису ручной печатный станок для выпуска партийной пропаганды. А у Карло имелся джип. Она потрясла головой, как бы прогоняя из нее такие мысли, а потом у нее возник вопрос: где же они смогли достать набор латинских литер? Облегчение появилось на мгновенье и пропало, когда она припомнила, что у отца – какие-то договоренности quid pro quo с толстым ипохондриком-интендантом, обладателем трудноизлечимых мозолей. Она перевела взгляд с Карло на отца и почувствовала, как горло ей перехватил приступ ярости: если это они, и это тайный сговор, то какие же они глупые и безответственные! Разве они не понимают, насколько это опасно?
– Беда с мужчинами… – начала она и, не закончив фразы, последовала за капитаном в дом. Схватив Кискису с кухонного стола, она прижала к себе зверька, словно этим можно притупить чувство опасности.
Карло и доктор, стоя рядом в неловком и красноречивом молчании, развели руками.
– Надо было воспитать ее дурой, – сказал наконец доктор. – Когда женщины приобретают способность к дедукции, никогда не знаешь, чем это закончится.
38. Происхождение «марша Пелагии»
Случилось однажды, что капитан Корелли не пошел на службу, потому что в голове у него происходило землетрясение. Он лежал на кровати Пелагии, стараясь не открывать глаз и не шевелиться; даже слабый лучик света острием прокалывал глаза и вонзался в мозг, а когда капитан двигался, появлялась четкая уверенность, что мозжечок размяк и перетекает в черепе. Горло пересохло и было жестким, как ремень: кто-то, несомненно, правил на нем бритву. Периодически к горлу подкатывала волна тошноты, равномерно переливаясь от желудка ко рту, и он с отвращением старался сдержать горькие потоки желчи, которые, казалось, настроились пробить дорогу к выходу и украсить ему грудь.
– О, Господи, – простонал он, – Господи, помилуй меня.
Он открыл глаза и придержал их пальцами. Очень медленно, так, чтобы не слишком беспокоить мозги, он оглядел комнату и увидел тревожную галлюцинацию. Капитан моргнул; да, в самом деле, его форма, лежавшая на полу, двигалась сама по себе. Он нетвердо убедился, что ее движения независимы от круговых вращений комнаты, и снова закрыл глаза. Кискиса вылезла из его кителя, вскочила на стол и свернулась в фуражке, которая стала ее любимым местом отдыха с тех пор, как она открыла для себя прелести гибкой акробатики; она заполняла фуражку и переливалась через нее таким запутанным клубком усов, ушей, хвоста и лап, что невозможно было разобрать, где у нее что. Там же она и спала, потому что фуражка напоминала, как ее угощали колбаской и цыплячьей кожицей. Корелли открыл глаза: его смятая форма теперь вращалась в согласии с остальным миром. Капитан приободрился, полагая, что ему лучше, пока какой-то сумасшедший метафизический барабанщик не принялся громыхать литаврами у него в голове. Корелли сморщился и зажал голову ладонями. Почувствовав необходимость опорожнить пузырь, он с покорностью также признал, что сейчас, наверное, один из тех случаев, когда ему потребуется поддержка, – иначе он будет раскачиваться туда-сюда не в силах облегчиться как положено и в конечном счете обнаружится, что он необъяснимым образом одновременно валится на пол и писает себе на ноги. Его подавляла мысль, что настал его последний час, и он раздумывал – не лучше ли умереть, чем так страдать.
– Умереть хочу, – простонал он, словно голос мог придать этой мысли большую четкость и драматическую силу.
Пелагия внесла кувшин с водой и вместе со стаканом поставила на край кровати.
– Вам нужно выпить всю эту воду, – твердо сказала она, – это единственное лекарство от похмелья.
– У меня не похмелье, – жалобно проговорил капитан, – я очень болен, только и всего.
Пелагия наполнила стакан и решительно поднесла ему ко рту.
– Пейте, – велела она. Он недоверчиво выцедил его до дна:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173