– Прямо как девка, заразившая тебя венерической болезнью, – сказал Умберто, охваченный мстительным чувством. – Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
– Нечто недоступное твоему пониманию, – презрительно ответила Исабель. – Что некоторые книги пишутся не ради денег и даже не из желания остаться в вечности, а по гораздо более тонким и сложным причинам.
– Помните, – продолжал Антон, не обращая никакого внимания на комментарии, – что любое тайное послание пишется для того, чтобы быть расшифрованным. Помните, что любой текст сам по себе является тайной. Для неграмотного человека книга представляет собой непостижимую загадку. Такова она и для небрежного читателя, скользящего по тексту, как плывущая по течению лодка. Возможно, книги имеют продолжение внутри. Артуро Бенавенте подумал, что безумный священник на самом деле вовсе не так ошибался. Может быть, действительно нужно научиться глубже понимать смысл окружающего нас мира. Возможно, действительно существует реальность, зависящая не от времени, а от внимания, которое мы уделяем миру. Жизнь – это игра, полная неожиданностей. Но не думайте, что на этом рассказ и заканчивается.
– А как он заканчивается? – тотчас спросила Полин.
– Подумайте сами.
С пьяной величественностью Антон Аррьяга поднялся со стула и повернулся ко мне, чтобы попросить еще виски.
Напрасно все пытались вытянуть из него окончание истории. Он решил оставить его до другого случая. Единственное, что он добавил, прежде чем погрузиться в непроницаемое молчание, было то, что такой заумный рассказ требовал нагнетания драматического напряжения.
– Будем терпеливы, – вмешался издатель. – В том, что касается напряжения, Бальзак и Диккенс поддержали бы Аррьягу. А вот нашему повару, который, кажется, немного увлекся, следовало бы пойти позаботиться об обеде.
Услышав это, я помчался на кухню. Пако был прав. Меня так увлекла история, что я совсем забыл о времени. Курица с креветками была почти готова – оставались только некоторые детали, но первого блюда и десерта не было еще и в помине. Так как второе блюдо было достаточно тяжелым, я решил приготовить к нему гарнир из свежих овощей. На десерт я собирался подать ванильное мороженое, выложенное несколькими слоями в высоких стаканах, вперемешку с нарезанными фруктами (клубникой, киви, дыней и малиной). Я оставил курицу довариваться в кастрюле с томатным и чесночным соусом и пошел с корзиной в кладовку. Вернувшись, я разложил на столе принесенные мной овощи, необходимые для обеда. В спешке я принялся резать все с такой решительностью, которая привела бы моего отца в изумление. Когда я резал помидоры, мне в голову пришла мысль, что уверенность – это искусство принятия решений, казавшееся мне абсолютно чуждым, – зависела скорее от нехватки времени, чем от особенностей характера. Возможно, мой отец был человеком не столько решительным, сколько привыкшим импровизировать на ходу, и, по-видимому, искусство готовить – и даже жить (самое сложное из всех) – требовало принятия быстрых решений. От этой мысли у меня кружилась голова. Если это было действительно так, значит, для соблазнения женщины необходимо полагаться на непроизвольные порывы, а не на хитроумные планы. Зеленое и белое – раз! – куда придется. Не по этой ли причине девушки моих друзей смотрели на меня как на инопланетянина, незнакомого с обычаями этого мира? Неужели они считали меня столь воспитанным, добрым и замкнутым, что им даже в голову не приходило, что я мог бы неожиданно поцеловать их и сказать потом: «Извини, я не смог удержаться»? Может быть, чтобы открыть дверь, не нужно было предварительно стучаться? Где же была дверь, например, к Полин, такой недоступной и ускользающей? В глазах? Это была та дверь, которую нужно было истолковывать? Боже мой! Как можно было истолковывать дверь, которая смотрит на тебя с уверенностью в том, что ты инопланетянин?
Философия никогда не была совместима с физическим трудом. Когда некоторое время спустя, обессиленный, я позвонил в колокол, сообщая о том, что обед готов, указательный палец моей левой руки был перевязан внушительным бинтом. В остальном я не сделал великих открытий – впрочем, чего и следовало ожидать. Гости поспешили к столу: было уже поздно, а у городских жителей очень рано пробуждается аппетит. Обед удался на славу. Однако Антон Аррьяга продолжал пить виски, глядя на тарелку с видом глубокого отвращения. Казалось, будто перед ним не курица с креветками, а сложная алгебраическая задача, которую он не может решить. Он отказался и от гарнира, но все остальные настаивали на том, чтобы он попробовал ампурданское кушанье.
И тут случилось довольно неприятное происшествие. Я заметил, как Аррьяга быстро взглянул в окно, после чего, как вор-карманник, медленно и осторожно протянул руку к своей тарелке. Если бы я догадался о его намерениях, то сделал бы что-нибудь, чтобы этого не допустить. Издатель, с головой креветки в руке, рассказывал в это время о своей поездке в Гватемалу и о бесчисленных препятствиях, которые ему пришлось преодолеть, чтобы привезти оттуда кетцалей. Внимание всех было приковано к его рассказу. Только я видел, как Антон, неожиданно схватив со своей тарелки самый большой кусок курицы, кинул его в окно. Я хотел предупредить его, вытянуть руки, вскочить, чтобы помешать этому. Но все произошло так быстро, что я не успел ни открыть рта, ни подняться со своего места. Желая поскорее отделаться от еды, он не подумал о том, что окно было закрыто. Я беспомощно смотрел, как куриная грудка взлетела в воздух и ударилась о стекло, брызнув соусом на голову Долорес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62