Лошадей и нескольких моих людей оставим здесь. Ты, монах, тоже останешься. Ты не пройдешь предстоящий путь. Ты слишком стар и слаб. Пойдут: Урус, Рахни, тибетец и вы трое, - он кивнул в сторону своих воинов.
Когда все допили чай и немного отдохнули наш уже совсем маленький отряд отправился дальше в сторону Кхембалунга. Монголы, оставшиеся в лагере, стояли и смотрели, как мы уменьшались в размерах. Я тоже периодически оглядывался пока лагерь не исчез за скалой. Рахни шла за мной и я, оглядываясь назад, обязательно переводил взгляд на нее и подмигивал ей, пытаясь показать мои чувства к ней и хоть как-то подбодрить. Хотя она, по-моему, не особенно в этом нуждалась. Девушка ни в чем не уступала нам, взрослым и здоровым мужчинам. Именно за ее выносливость наш командир решил взять Рахни с собой.
Между нами и пунктом нашего назначения лежали еще три перевала, причем один из них был очень высокий. Когда мы проходили ледник на первом, самом высоком из них, один монгол из нашей группы внезапно скрылся из виду, оставив свой груз на снегу, где он только что шел. Его товарищ закричал, мы подбежали и увидели, что он провалился сквозь обманчивую поверхность снега в скрытую расщелину. Один из монголов по приказу Дорда-дархана отнес груз подальше от отверстия в снегу. Осторожно, ползком, я, Рахни и два оставшихся монгола подобрались к отверстию и заглянули вниз, но все, что мы могли видеть — это две голубые стены льда, уходившие в темноту. Чем глубже уходили стены, тем темнее становился их цвет. Из голубого лед превращался в черный. Я вспомнил старого монаха, встретившегося мне в монастыре, а ведь он говорил мне тогда: «В Кхембалунг трудно попасть из-за опасности погибнуть в пути». И вот, похоже, это случилось. Пока мы испуганно смотрели друг на друга, из глубины донесся тихий стон, который казался заглушенным и очень далеким. Монгол был еще жив! У каждого из нас были пеньковые веревки, длиной около десяти-пятнадцати метров. Я отколол от ледника небольшой кусок и бросил его вниз, чтобы определить какая глубина расщелины. Прислушавшись, через несколько секунд мы, наконец, услышали удар от падения льда. Ого! Очень глубоко. После короткого замешательства я связал несколько веревок и спустил в расщелину. Один из воинов крикнул упавшему товарищу, чтобы он хватался за конец. Но ответа не последовало. Тогда мы привязали этого воина и стали спускать его в расщелину. Когда веревка почти закончилась, мы спросили, видит ли он что-нибудь внизу.
- Поднимайте меня! – отозвался монгол. Когда его подняли он сказал: - Там очень глубоко! Дна не видно. Наших веревок не хватит, даже если их все связать! Видимо, наш друг погиб!
Мы еще и еще кричали в расщелину, но больше ни стонов, ни других звуков не услышали. Так мы потеряли первого члена экспедиции. Через час Дорда-дархан приказал двигаться дальше. Смысла ждать спасения не было. И как ни жалко, но пришлось смириться с гибелью товарища.
По мере приближения к своей цели отряд вступил в область, которая была плохо известна даже нашему монаху, поскольку немногие тибетцы бывали там, если бывали вообще. Монастырский монах прежде чем мы его оставили в лагере рассказал чего нам ждать от предстоящего пути. Но этот отрезок он не знал совсем. Когда нам оставалось преодолеть только два перевала, наш путь завел экспедицию очень высоко и нам пришлось двигаться по самому склону горного хребта. Мы еще не дошли до перевала, а облака сомкнулись над нами, и мы не могли даже отличить снег под ногами от окружающего пространства — все стало белым и неразличимым. Стена снега преграждала путь, вводя в заблуждение. Где верх, где низ, все слилось. Отряд попытался идти дальше, но, боясь заблудиться или того хуже упасть со скал участники, наконец, сдались и были вынуждены сделать привал на ночь. Юрты мы не взяли с собой. Но крестьянин нес большое верблюжье покрывало из которого он с помощью оставшихся в живых монголов соорудил нечто напоминающее палатку, в которой нам всем предстояло спать. Уже почти в темноте тот же мастер на все руки разжег маленький костер из хвороста, который мы набрали на прошлой стоянке. Тибетец вырыл углубление в снегу и там разложил костер. Затем он приготовил скромную еду и конечно же чай. Вся наша группа уселась возле догорающего костерка. Теперь он не нуждался в защите и горел на снегу. Было грустно. Все молча жалели погибшего монгола. Никто не произнес ни слова, но грусть витала в воздухе. Видимо это чувство передалось и Дорда-дархану, потому что он ни с того ни с сего сказал, нарушив всеобщее молчание:
- Он был хорошим монголом и хорошим воином, - монголы закивали головами в знак согласия с предводителем и отдавая дань уважения погибшему товарищу.
Снег так и не прекращался, но воздух не морозил нас. Когда костер окончательно потух, мы все забрались в палатку, как в берлогу. Рахни обняла меня крепко-крепко и мы уснули. Уже засыпая, я вспомнил о предупреждении монаха: «В путеводителе указания выглядят легкими, но когда вы попробуете последовать им, это окажется очень трудным. Либо вам придется отклониться с пути, либо попасть в туман». Что будет завтра – думал я, проваливаясь в приятную дремоту. Однако на следующее утро яркое голубое небо позволило нам найти путь через хребет.
На следующий день мы все же дошли да наивысшей точки последнего перевала и за, казалось, бесконечными снежными вершинами, оврагами и полями увидели кусочек зеленой долины, которая исчезала в таинственных глубинах, скрытых от нашего взгляда. Сердце у меня громко забилось в груди, пытаясь выскочить наружу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66