Но я это сделал.

4
Мама, хотел бы я стать серебром.
Холодно будет, сынок.
Ф.Г.Лорка
...Злосчастный хутор нашелся, как по заказу. Еще с первой секунды,
когда мы только выволокли лодки на берег и решали, ставить или не ставить
палатку - Талька сразу взял след и двинулся по нему напористо и
целеустремленно, вроде хорошего сеттера. Я только диву давался и временами
трогал карман рюкзачка, где у меня среди прочего барахла болтался походный
топорик с заново выправленной заточкой. Вот спросите меня, спросите -
зачем я взял с собой эту штуку, да еще полночи провозившись над его
упрямым лезвием? - спросите меня, или нет, лучше не спрашивайте, потому
что я вам все равно не отвечу.
Взял и взял. И все. На всякий случай.
Я предполагал, что случаи - и всякие, и особо оригинальные - не
заставят себя ждать. Не то чтобы это приводило меня в восторг, но...
Это "но" включало в себя многое. Косой крест над могилой сумасшедшей
старухи, мою захлебывающуюся ярость, факел в руках бесплотного палача,
глаза Бакса на вокзале... Я не знал, зачем я иду, но за чем-то я шел
наверняка. Иначе до конца дней своих я буду видеть паутину, бояться паука
и радоваться тому, что я не муха, или хотя бы не ближайшая на очереди
муха. Радоваться, захлебываясь сырым и липким туманом.
И напиваться перед сном. Чтобы не слышать срывающийся крик моего
сына:
- Папа, да сделай хоть что-нибудь!..
Я собирался сделать хоть что-нибудь.
...Ветер, как игривый котенок, трепал струйки дыма над кирпичными
трубами, два молодых парня помогали беременной женщине тащить тазы с
мокрым бельем, три тощие козы глодали всякую дрянь, временами косясь на
расслабленного козла с мордой арабского шейха; и вообще, хутор выглядел
обжитым и благоустроенным.
- Смотри, - толкнул меня локтем Бакс, и я увидел лохматого детину,
заново крывшего крышу уже знакомого нам флигеля. В зубах у детины были
зажаты гвозди, и новоявленный кровельщик уставился на нас так, словно
полдня мечтал эти гвозди проглотить, а наш приход нарушил все его планы.
У входа во флигель на крылечке сидел унылый и весьма пожилой фермер с
патриархальной бородищей и приводил в порядок какую-то мешанину
невероятных ремней и пряжек. Где-то я уже видел эту бороду... да нет, не
может быть...
Я глядел на эти ремни, вспоминал, как пишется слово "чресседельник",
и понимал, что говорить не о чем.
Абсолютно не о чем.
- Пошли отсюда, Бакс, - сказал я.
Он кивнул.
Талька выпустил мою руку и решительным шагом направился к фермеру.
Тот поднял голову и воззрился на приближающегося мальчишку. Глаза фермера
бегали, моргали, хмурились - словно им, выцветшим заплывшим глазкам,
ужасно не хотелось глядеть на пацана в шортах и голубой футболке. Они даже
слезились, эти странные глаза...
Глазам не хотелось, а хозяин их заставлял. Впервые я почувствовал,
что значит на самом деле "глаза б мои тебя не видели".
- Ганцю! - неожиданно заорал фермер хриплым басом. - Ганцю, иди сюда!
Живо!..
Беременная женщина перестала вешать белье и вперевалочку подошла к
крикуну. Подошла, глянула на Тальку, на бородатого (мужа? отца?) и быстро
опустила взгляд. Я только успел заметить искорку суеверного страха,
вспыхнувшего в холодной золе ее серых глаз.
- Ну что? - на полном серьезе спросил фермер, обращаясь к Тальке. -
Родит?
- Родит, - так же серьезно ответил мой сын. - К ноябрю родит.
- Кого?
- Девочку.
- Как назвать?
- Сами знаете как...
Фермер резко встал. Уронил свою упряжь. Сунул пальцы за опояску.
Переступил с ноги на ногу. Снова сел. Закашлялся.
- А может... - начал было фермер севшим голосом, но Талька грубо
перебил его.
- Сами знаете как, - повторил он. - И не вздумайте увильнуть. Хуже
будет...
Талька замолчал и вернулся к нам. Беременная женщина зашла в дом,
пробыла там с минуту и вернулась с трехлитровой банкой желтоватого
самогона (запах мгновенно распространился во все стороны) и увесистой
сумкой.
Она передала все это добро фермеру, а тот прохромал к Баксу и сунул
ему в руки банку и сумку.
- Уходите, - добавил фермер, и в голосе его промелькнуло неуместное и
неприятное сочувствие. - За крест спасибо. А так... Уходите.
И мы ушли.

5
В токе враждующей крови
над котловиной лесною
нож альбасетской работы
засеребрился блесною.
Ф.Г.Лорка
- Ты знаешь, Энджи, - минут через двадцать заговорил Бакс, -
по-моему, я сошел с ума.
- Поздравляю, - хмуро бросил я. - Крайне своевременно.
- Более того, я совершенно уверен в ом, что ты тоже сошел с ума. Вот
скажи мне, Энджи - только честно! - тебе хочется пить ту сивуху, которую
нам презентовал местный дремучий варвар?
Я подумал.
- Нет, не хочется, - честно ответил я.
- И мне не хочется. Я боюсь. Я трезв, как стеклышко, но при этом мне
все время кажется, что старая ведьма вот-вот высунется из-за ближайшего
дерева, и нам придется хоронить ее заново. Я боюсь, что с утра поднимется
туман, и мы заблудимся в нем и выйдем на ту сторону, откуда уже не будет
дороги домой; и боюсь кого-то, кто ожидает на той стороне...
Я остановился.
- Талька, - сказал я. - Пойди погуляй. Вон к тем соснам. На пять
минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12