Деревянные бусины были отполированы прикосновениями многих рук, тускло блестело металлическое распятие.Люди еще молятся с четками — он знал, — но все реже и реже. Даже единственная, сохранившая еще остатки былого влияния, Римская Церковь близка к полному упадку, большинство людей, если и посещает богослужения, то — в Новой Церкви, выхолощенном подобии того, что было когда-то храмом.Раньше была вера, вздохнул Найт. Слепая, неосознанная вера.Четки достались ему от предков, прошли сквозь поколения, и он припомнил связанную с ними историю — какая-то его пробабка жившая в маленькой европейской деревеньке, как-то отправилась в церковь. Внезапно хлынул ливень. Укрывшись от дождя в первом попавшемся доме, она кинула четки на двор, повелев дождю перестать. И дождь прекратился, выглянуло солнце. До самой смерти она была уверена, что именно четки прекратили ливень. И все остальные — после ее смерти — пересказывали эту историю, искренне веря в ее истинность.Конечно, опять вздохнул Найт, это только красивая выдумка, но все же… Ему бы хоть часть такой веры, и он помог бы приходившему, единственному из тысяч, кому потребовалась вера.Почему же он один ощутил необходимость в истинной вере? Какой психический механизм, какое чувство побудило его?Он попытался вспомнить лицо этого человека: чуть расширенные от страха глаза, копна буйных волос, выступающие скулы. Лицо вроде бы знакомое, или настолько обычное, что кажется знакомым?Да нет же! Вот оно — глядит на него с первой полосы сегодняшней газеты.У человека, простонал Найт, чьи надежды он обманул, на всем свете не осталось ничего, кроме веры!Этот человек, ушедший от него без ничего, потерявший последнюю надежду — а он, несомненно, утратил ее — был не кто иной, как Фрэнклин Чэпмэн. 12 Резким движением Фрост распахнул дверь, ожидая увидеть там кого угодно.На пороге стояла женщина, на вид спокойная и уравновешенная, ее волосы тускло блестели в слабом свете лампочки.— Мистер Фрост? — осведомилась она.От удивления или, скорее, от облегчения Фрост затряс головой.— Да, — сказал он. — Войдите.Женщина переступила порог.— Надеюсь, — произнесла она, — я не отниму у вас много времени. Меня зовут Энн Харрисон, я адвокат.— Энн Харрисон, — повторил Фрост. — Рад познакомиться. Это вы…— Да, это я, — кивнула она. — Я защищала Фрэнклина Чэпмэна.— Я видел фотографию в газете. Мог бы сразу узнать.— Мистер Фрост, — взглянула на него женщина. — Буду с вами откровенна. Мне следовало вам позвонить, но я не была уверена, захотите ли вы со мной встретиться. Поэтому решила прийти. Надеюсь, вы меня не выставите.— Что вы, — опешил Фрост. — Почему? Садитесь, пожалуйста.Она села в кресло, где только что сидел Фрост.Красивая, разглядывал ее хозяин, но в ее красоте кроется сила. Изысканная твердость.— Мне нужна ваша помощь, — начала Энн.Фрост подошел к другому креслу, сел, но не торопился с ответом.— Я не вполне понимаю, о чем речь, -ответил он наконец.— Мне сказали, что вы человек, с которым можно разговаривать.— Кто сказал?— Не важно, — она покачала головой. -Говорят. Вы меня выслушаете?— Естественно. Как иначе я смогу помочь?— Да, конечно, — вздохнула она. — Это касается Чэпмэна.— Вы сделали для него все, что могли, — заметил Фрост. — Ничто не говорило в его пользу.— В том-то и дело, — кивнула она. -Может быть, кто-то смог бы сделать и больше, но не я. Несправедливо все это.— Но законно, — пожал плечами Фрост.— Да, конечно. И я живу законом, точнее — обязана жить. Но юрист должен различать закон и справедливость, это не всегда одно и то же. Лишать человека права на вторую жизнь нельзя. Да, по независящим от него обстоятельствам, Чэпмэн опоздал и умершая потеряла свой шанс. Но почему он тоже должен быть лишен этого шанса? Это закон джунглей: око за око, зуб за зуб. Но мы же разумны, мы цивилизованы. Разве не существует милосердия? Разве нет сострадания? Неужели мы вернулись к первобытным нравам?— Мы живем в промежутке, — потер лоб Фрост. — Мы на полпути между старым образом жизни и ее новыми условиями. Старые правила не применимы, а применять новые — рано. Поэтому потребовалось создать законы переходного периода, и среди них главенствующий — новые поколения обязаны заботиться о поколениях ушедших так, чтобы под угрозой не оказался план оживления. Если эта гарантия будет нарушена хотя бы однажды, мы подорвем доверие к себе. Поэтому необходим кодекс, предусматривающий самое строгое наказание нарушителям.— Было бы лучше, — произнесла Харрисон, — если бы Чэпмэна допросили под наркозом. Я предлагала, даже настаивала, но он отказался. Есть люди, которые не могут выставлять свою жизнь на публичное разбирательство — даже себе во вред. В некоторых случаях такая проверка обязательна — при измене, например. А в этом — нет. Лучше бы его проверили…— Я пока не понимаю главного, -прервал ее Фрост. — Чем я могу помочь вам?— Если бы я вас убедила, — сказала она, — что помилование возможно, вы могли бы посодействовать мне через Центр. Если бы Нетленный Центр обратился к суду…— Погодите, — перебил Фрост, — я не собираюсь делать ничего подобного. Я занимаюсь связями с общественностью, а никак не с судом.— Мистер Фрост, — вздохнула она. — Буду с вами совершенно откровенна. Я поняла, что вы — единственный человек в Центре, который уделит мне время и выслушает. Я пришла и не собираюсь лукавить. Я борюсь за своего клиента и сделаю все, чтобы помочь ему.— Он знает, что вы здесь?— Нет, он не одобрил бы, если бы узнал, — покачала она головой. — Он странноват, мистер Фрост. Он горд, упрям и ничего бы не стал просить. Но я — попрошу, если понадобится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45