Знаете «Номера Альберти» на улице Вавен?
— Нет.
— Это там.
Моя позиция начала выводить ее из терпения, и она постепенно утрачивала самообладание. Со своей стороны я умышленно напускал на себя вид этакой безразличной ко всему глыбы.
— Вы всегда такой? — с досадой бросила она. — Я-то воображала, что ваша роль — помогать своим клиентам.
— Прежде всего я должен знать, в чем должна состоять моя помощь.
— Да в том, чтобы добиться оправдания нас обеих.
— Тогда слушаю.
Она поколебалась, пожала плечами и вновь заговорила:
— Ладно, попробую… В конце концов, мы нахлебались этого под завязку.
— Чего?
— Желаете подробностей? Ну что ж, я не из стеснительных, и если вас тянет на пакостные истории…
В голосе ее зазвучали презрение и разочарование, и, чуточку злясь на себя за большую, чем обычно, жестокость, я в первый раз подбодрил ее:
— Кому пришла мысль о налете?
— Мне. Ноэми мысли не приходят — слишком глупа.
Девка она славная, но мозги неповоротливые. Словом, газеты надоумили. Я подумала, что, если капельку повезет, мы сможем разом выкарабкаться на несколько недель, а то и месяцев. По вечерам мне часто случается шататься у вокзала Монпарнас, и я малость изучила тамошний район. А на улице Аббата Грегуара приметила лавочку часовщика, открытую по вечерам часов до девяти-десяти.
Магазинчик маленький, освещен плохо. В глубине видна кухня, где старуха, слушая радио, чистит овощи или вяжет.
У окна, вставив в глаз лупу в черной оправе, работает лысый часовщик, тоже старикан, и я умышленно без конца ходила мимо, чтобы присмотреться к ним.
Этот кусок улицы освещен плохо, магазинов поблизости нет…
— Оружие у вас было?
— Я купила детский револьвер — такие с виду ни дать ни взять настоящие.
— Это произошло вчера вечером?
— Позавчера. В среду.
— Продолжайте.
— В самом начале десятого мы обе вошли в лавку. Ноэми притворилась, что сдает в ремонт свои часы.
Я держалась сбоку от нее и забеспокоилась, что старухи нет на кухне. Чуть было не отказалась даже от нашего замысла, но потом, когда старик наклонился, чтобы осмотреть часы моей подружки, показала ему дуло своего пугача и заявила:
— Налет. Не кричать. Отдайте деньги, и я не причиню вам вреда.
Он почувствовал, что с ним не шутят, и отпер ящик кассы, а Ноэми, как было уговорено, похватала часы, висевшие вокруг верстака, и рассовала их по карманам пальто.
Я уже протянула руку за деньгами, как вдруг почувствовала, что за спиной у меня кто-то стоит. Это оказалась старуха, в шляпе и пальто: она откуда-то вернулась и прямо с порога стала звать на помощь.
Моя пушка, видимо, ее не испугала. Она раскинула руки, преградила нам дорогу и заголосила:
— Спасите! Грабят! Убивают!
Тут я заметила рукоять для подъема и опускания железной шторы, схватила ее и ринулась на старуху, бросив Ноэми:
— Мотаем!
Я ударила и толкнула старуху, которая навзничь рухнула на тротуар, так что нам пришлось переступать через нее. Мы разбежались в разные стороны.
На тот случай, если придется разделиться, у нас был уговор встретиться в одном баре на улице Гэте, но я попала туда не сразу, потому что больше часа колесила по городу, аж до Шатле на метро добралась. В баре я спросила у Гастона:
— Моя подружка не приходила?
— Весь вечер ее не видел, — ответил он.
Часть ночи я провела не у себя, а на рассвете вернулась в «Номера Альберти», но Ноэми дома не было. Больше я ее не видела. Во вчерашней утренней газете в нескольких строчках описывается наша история и добавлено, что жена часовщика, у которой рана на лбу и поврежден глаз, попала в больницу.
Больше ничего пока не известно. Ни вчера вечером, ни сегодня утром о нас ни слова. Не указано также, что номер откололи две женщины.
Мне это не нравится. Прошлой ночью я в «Номера Альберти» не возвращалась, а нынче в полдень, направляясь в бар на улице Гэте, вовремя заметила двух шпиков в штатском.
Я повернула голову и прошла мимо, а из одного бистро на Ренской улице, где меня не знают, позвонила Гастону.
Я слушал все так же неподвижно, не выказывая никаких признаков интереса, на который она рассчитывала.
— Ему вроде бы показали фотку Ноэми, такую, понимаете, какую делают с арестованных, и спросили, знакома ли ему эта девушка. Он ответил, что знакома. Тогда легавые поинтересовались, знает ли он ее подружку, и он опять ответил, что знает, а вот где мы обе живем — ему неизвестно. То же наверняка проделали во всех барах и меблирашках по соседству. Я упросила Гастона — мы ведь приятели — оказать мне услугу, и он согласился.
Она посмотрела на меня так, словно остальное я уже угадал.
— Я жду, — холодно уронил я.
Не знаю, за что, в сущности, я на нее злился, но злился я бесспорно.
— Когда его станут допрашивать снова — а это обязательно произойдет, — он покажет, что в четверг Вечером, как раз во время налета, мы обе сидели у него в баре, и найдет клиентов, которые подтвердят его слова. Этого Ноэми не знает, и это ей необходимо сообщить. Насколько я ее себе представляю, она пока что не раскололась и с упрямым видом отмалчивается. А — раз вы теперь наш адвокат, у вас есть право увидеться с ней и втемяшить что нужно. Вы можете также оговорить все подробности с Гаетоном — он у себя в баре до двух ночи. Я предупредила его по телефону. Денег я вам пока что не обещаю — у меня их просто нет, но я знаю, что вам случалось браться за дела и бесплатно.
Я считал уже, что знаю все, все увидел, все услышал.
И все-таки я чувствовал: она не решается прерваться, еще не все выложила и ей остается сказать или сделать нечто такое, что внезапно показалось ей трудным. Не боится ли она испортить свой фокус, который, несомненно, готовила столь же тщательно, как и налет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43