Обычная погоня за сенсациями, но имя девицы и фотография запали Эдди в память. Через месяц история с Бергой повторилась, и опять в газетах появилось ее фото. Так и получилось, что Эдди ее запомнил.— Но что же насчет того парня, милая?— Сейчас я тебе о нем расскажу. Этот парень внешне похож на борца. Так что я отправилась в редакцию спортивного журнала, и там редактор сказал мне, что это Леопольд Ковальский. Он действительно борец и целый год успешно выступал под именем Ли Ковальского, пока на тренировке не сломал руку. После этого он оставил спорт, а через месяц после той уличной драки попал под машину и умер. Поскольку среди окружения Берги это второй случай гибели в автокатастрофе, я просмотрела заключения страховых компаний. Насколько можно судить по их данным, это типичные несчастные случаи.— Типичные несчастные случаи? — повторил я. — Или кажутся таковыми?— Я не думаю, Майк.— Ладно. — Я посмотрел историю болезни Берги Торн и, не дочитав до конца, засунул листок в конверт. — А что ты скажешь об этом? — осведомился я у Вельды.— Не много. Она пришла на прием к доктору Мартину Соберину, тот диагностировал крайнее нервное истощение и предписал ей длительный отдых. По обоюдному согласию они выбрали соответствующую лечебницу, где диагноз доктора Соберина полностью подтвердился. Берга оставалась в больнице примерно четыре недели. Свое лечение она оплатила вперед.— Да, ну и клубочек! Взяться буквально не за что. А что там насчет конгрессмена Джефри? — спросил я у Вельды.— Ничего путного. Его видели с ней пару раз на каких-то политических приемах. Он не женат, так что с этой стороны к нему не подкопаешься. Честно говоря, я не думаю, что он что-нибудь о ней знает.— Да, дело плохо!— Ничего. Мы только начали. А что о ней сказал Пат?— Он дал мне листок с ее биографией. Если не считать ее связи с Эвелло, все выглядит весьма заурядно. Она родилась в Питсбурге в 1920 году. Отец — швед, а мать — итальянка. Дважды побывала в Европе, один раз — в возрасте восьми лет — в Швеции, а потом еще в Италии, в 1940 году. Ее заработки не покрывали тех затрат, которые она себе позволяла, но, когда речь идет о девице такого рода, в этом нет ничего удивительного.— Значит, остается только связь с Эвелло?— Да, Эвелло — первоочередная наша задача, — подтвердил я. — Он находится здесь, в Нью-Йорке. Пат даст тебе адрес.— Значит, он мой? — Вельда вздохнула чуть глубже, чем всегда.— Пока.— Что я должна делать?— Конечно, лучше чтобы тебя официально представили ему, а дальше пусть инициатива исходит от него. И узнай круг его общения.— Думаешь, это мне удастся? — кокетливо спросила она.— Ты не имеешь права на ошибку. Вельда улыбнулась.— А где ты носишь свою игрушку, киска? Улыбка погасла, и лицо ее стало строгим и неприступным.— В петле под мышкой. С левой стороны.— Совсем не заметно.— А никому и не надо этого знать.Покончив с завтраком мы вышли на улицу. Я посмотрел, как Вельда села в такси — так же грациозно, как вылезала из него, — и когда машина скрылась за углом, по спине моей пробежал легкий холодок. Я слишком хорошо знал, куда она направляется. Водителю следующего такси я велел ехать в Бруклин, но попросил его сначала остановиться на Атлантик-авеню. Там все было ясно. Имя пока еще значилось на табличке, но соседи сообщили, что ночью девушка ушла и квартира пуста. Когда мы отъезжали, у тротуара затормозил грузовик с вещами нового жильца.Адрес в Бруклине принадлежал репортеру, который оставил работу десять лет назад. Сейчас ему было сорок девять, но выглядел он на все семьдесят. С одной стороны его лицо рассекал шрам, тянувшийся от уголка глаза к уху и дальше к краю рта. Шесть шрамов от глубоких ран украшали его живот и бок, дна рука не сгибалась в локте. Из газеты он ушел не по своей воле. Просто он, кажется, написал что-то о мафии.Когда я вышел от него два часа спустя, под мышкой у меня был томик, за который в любом журнале мне дали бы не меньше десяти тысяч баксов, но я получил его задаром. Остановившись у края тротуара, я подал знак проезжавшему мимо такси и назвал водителю адрес одного маленького магазинчика, принадлежавшего моему приятелю. Уединившись там в задней комнате, я дважды прочел полученный материал, после чего отправил томик обратно бывшему репортеру. Потом, устроившись в баре за кружкой пива, я принялся сопоставлять факты, которые стали мне известны. При этом я старался не смотреть на свое лицо, отражавшееся в зеркале, что висело прямо напротив меня, ибо выражение его мне не нравилось. Совсем не нравилось. В конце концов я счел за лучшее пересесть туда, где не было зеркал.Имя Эвелло встречалось в материалах не раз, да и имя Билла Миста тоже. Тогда они были еще просто шпаной, но вполне многообещающей.Репортер из Бруклина заявил мне, что все связи здесь проследить очень сложно, потому что бывшие мальчики получают новые должности. Они продвигаются по службе. За это время они могли стать тузами. В списке значились и другие имена, которых я раньше не слышал, но которые узнал теперь. Были там и пустые строчки, которые невозможно пока заполнить именами тех, кто на самом верху. А об имени главаря никто даже не догадывался.Тузы? Да, все они были тузами, но даже тузы, услышав о том, что происходит, должны подрастерять свою крутость. Я как раз размышлял над этим, когда в бар вошел Муси Бассо.Люди вроде Муси всегда предпочитают действовать в тени и мгновенно исчезают, едва запахнет жареным. О таких можно прочитать в газетах, когда полиция забрасывает свои сети, а они не успевают вовремя юркнуть в щелку, по их лицам можно судить о накале страстей в преступном мире, а их поведение при встрече — предпочтут ли они уйти или станут вешаться вам на шею — ясно даст вам понять, как к вам относится эта худшая часть человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54