Откуда-то из глубины ярко освещенного зала выплыли академик с Олегом, усталые, несущие в руках пачки глянцевых проспектов. Они остановились около стенда, положив проспекты на краешек стола и перевели дух. При их появлении Борис недружелюбно сжал губы и напустил на себя еще более грозный вид, а Андрей немедленно покраснел и с недовольным лицом подскочил к ним.
— Я вас очень попрошу не стоять около стенда! Вы загораживаете нашу продукцию от потенциальных заказчиков.
— Да, да, извините, — академик начал судорожно запихивать проспекты в портфель.
— И еще, — Андрей поморщился и перешел на шепот. — Что вы вообще делаете на этой выставке? Вам необходимо заканчивать свой проект, а не глазеть по сторонам. И пожалуйста, прекратите разговаривать по-русски, это неприлично! Вы подрываете наш авторитет. Я уже не говорю о том, что у вас вид какой-то непритязательный… — Он с неодобрением посмотрел на академика, скользнув глазами по закатанным рукавам его рубашки.
Я с грустью посмотрел вокруг. «Господи, хоть бы увидеть одну симпатичную женскую фигурку, на которой мог бы отдохнуть взгляд», — подумал я, бросив взгляд на искривленное лицо Бориса.
С этим делом в знаменитой долине было напряженно. Изредка в проходящей мимо меня толпе мелькали женщины. Почему-то глаз совершенно не задерживался на местных представительницах женского пола. Высокие или низкие, полные или худенькие, они непременно имели какой-то неприступный, независимый и жесткий вид, напоминая ободранных голодных кошек, только что вылезших из лужи с мазутом. У них были одинаково безобразные мускулистые ноги и туповатый, совершенно непривычный, подернутый какой-то синтетической пленкой и не обладающий ничем женским взгляд. За два года, проведенных в Америке, я мог по пальцам пересчитать те случаи, когда встреченные женские лица обладали мягкостью черт, внутренним светом и нежностью, и почти во всех случаях обладательницы этих лиц оказывались иностранками.
Однажды я с удивлением увидел в каком-то магазине прекрасное, одухотворенное женское лицо, всмотрелся в него и услышал французскую речь. Другой случай произошел в самолете, когда я летел в Нью-Йорк по делам. Передо мной в очереди на посадку стояла красавица, тонкая, с точеными чертами лица, она наклонялась, чтобы переставить чемодан. Тонкий стан ее сгибался и выпрямлялся, она поправляла свои заложенные за уши волосы таким грациозным и женственным движением, что от ее облика невольно захватывало дух. Девушка вдруг поймала мой взгляд и улыбнулась, прочитав мои мысли. Она обратилась к женщине постарше, возможно, своей матери, стоявшей рядом с ней, и сказала что-то по-итальянски, со смехом показывая в мою сторону. «Американо», — услышал я и смутился, улыбнувшись в ответ.
Я еще раз посмотрел на толпу и вышел в коридор. Вдалеке шумела конференция, и из большого зала время от времени доносились рукоплескания, свидетельствующие об окончании очередного доклада. Жизнерадостные люди сновали взад и вперед, то выскакивая из зала в холл, что-то обсуждая, обмениваясь публикациями, то снова забегая внутрь, чтобы послушать очередного выступающего. Я подумал о том, что когда-то и сам принадлежал к таким, непривычным к производственному конвейеру и раскрепощенным людям, достал из кармана мелочь и направился к автомату с призывно манящими, покрытыми инеем банками кока-колы и лимонада, мерцающими за стеклянными дверцами.
Вдруг я почувствовал, что наступила тишина. Бурлящая вокруг меня толпа застыла, будто на мгновение выхваченная из темноты яркой фотографической вспышкой. Где-то вдалеке, среди моря одинаковых серых мужских костюмов, мелькнула аккуратная женская головка, плавное движение, едва различимый силуэт, такой желанный, неправдоподобный, будто сны, иногда навещающие меня. Как загипнотизированный, я, ничего не видя перед собой, бросился туда, к высоким дверям, в которые вошла незнакомка.
— Ты куда? — на пути у меня откуда-то возник Андрей. — Тебя все ищут, у нас заказчики на стенде хотят с тобой поговорить!
Я с досадой понял, что толпа вознобновила движение и снова начала гудеть.
— Ширинку застегни, — зло буркнул я, так как неожиданно заметил, что бывший правозащитник в добротной тройке, отгонявший людей от стенда компании и делавший им выговоры по поводу непритязательного внешнего вида, забыл застегнуть брюки. Из них игриво торчал наружу кончик правильной полосатой рубашки.
— Фу ты, черт! — прошипел он, судорожным движением заслонил штаны глянцевым рекламным проспектом и шарахнулся в сторону.
Я с досадой смотрел туда, где мелькнул тоненький силуэт, но видел только колышащиеся, одинаково скучные и чужие, лысые, курчавые, рыжие, черные и русые головы. Ничего не замечая вокруг и толкнув на бегу нескольких посетителей, я кинулся к дверям в надежде увидеть ее.
«Она же была здесь, — думал я. — Нет, это не она, не может такого быть. Чудес не бывает. Но эта головка, эти худые плечи… Обычный мираж. Плод воображения.»
Я был уже совсем у дверей и, приоткрыв их, проскользнул в темное пространство зала. На бесконечных рядах стульев во мраке сидели люди. Большой экран был ярко освещен, и стоявший на трибуне обладатель голоса с сильным немецким акцентом водил указкой по множеству одинаковых квадратиков, соединенных между собой паутинкой черных линий. Я всматривался в темноту, но ничего, кроме неясных очертаний, разобрать не мог.
Раздались аплодисменты, зажегся яркий свет. Я растерянно пытался найти незнакомку, но взгляд терялся среди бесконечных рядов. Свет снова погас, и новый докладчик, на этот раз говорящий на смеси японского и английского, начал безумно нудно что-то объяснять аудитории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127