От неожиданности академик испуганно вздрогнул, прикрыв ослепшие глаза рукой и, потеряв равновесие, упал на пол, больно стукнувшись коленкой о дверной косяк. В пустом, освещенном фиолетовым светом коридоре надрывно завыла сирена.
«Господи, что же это?» — с ужасом подумал он и попытался подняться. Тут же чуть поодаль в коридоре, под потолком засветилась фиолетовым отблеском камера и, мягко жужжа моторчиком, уставилась на него тупым черным объективом, поймав скорчившееся тело в фокус.
«Как дуло пулемета,» — с омерзением подумал академик и попытался подняться на ноги. Страх, неестественный, подсознательный, словно пришедший из детских снов, начал проходить.
«Черт побери! — мысль эта неожиданно пронзила его. — Ведь завтра об этом все узнают, начнут издеваться. — Он содрогнулся, представив себе предстоящую реакцию Ефима. — Ведь он, чего доброго, объявит, что я хотел к нему в кабинет залезть и в его столе рылся, а у Бориса секретные бумаги украсть, кто знает, что ему в голову взбредет… Угораздило же так поздно засидеться… Все, это конец, надо увольняться. Нельзя насиловать себя, поеду домой в Москву. Хотя бы успеть установку разобрать, данные обработать…»
В глухой голос сирены вмешался другой, более звонкий, и стены коридора неожиданно осветились красными и голубыми всплесками маячка. Около здания с визгом затормозили две полицейские машины. Академик приподнялся на колени и увидел, что из передней машины выбежал человек в форме с пистолетом в приподнятой руке, за ним еще один и они решительно побежали к зданию.
Входная дверь распахнулась и полицейские, что-то надрывно и хрипло крича по-английски бежали к нему, беря на мушку скорчившегося на полу старика.
«Да что же они, в конце концов!» — Академик попытался что-то крикнуть, но неожиданно страшная боль пронзила его где-то в груди, и он почувствовал, что не может вдохнуть.
— Я не… — он рухнул вниз с колен, сильно ударившись о пластиковый пол головой, и неожиданно увидел перед глазами прохладную лестничную клетку на Петроградской стороне, высокие готические своды окон, явственно ощутил тишину, пронизанную гулким эхом, маму, открывающую резную деревянную дверь, и себя, маленького, старающегося переступать по черным узорам кафельных плиток. Он пытался попасть на черный квадратик, но нога в высоких потертых кожаных ботинках все время как назло съезжала в сторону, попасть на плитку никак не удавалось, от отчаяния он начинал плакать. «Мама,» — хотел пожаловаться он и прильнуть к ее теплому, пахнущему шерстью пальто. Он неожиданно почувствовал, что безумно по ней соскучился, и уже хотел об этом сказать, но вдруг наступила пронзительная темнота…
Здание компании было освещено мигалками полицейских машин, и скорая помощь с воем отъезжала от компании. В машине сидел полицейский вместе с разбуженным Леонидом, срочно примчавшимся в компанию и сейчас подписывающим бесконечные бумаги. Ночь медленно приближалась к концу, в кустах уже начинали петь птицы, и вскоре на востоке зарозовела кромка неба над темными силуэтами гор. Утро подступило быстро, и яркие лучи солнца уже били наискосок, отбрасывая зеркальные зайчики на автомобили и здания. Включилась поливочная система и холодные прозрачные струйки воды забили из-под земли. Пахло свежей травой.
— Мудак! — Леонид был взбешен. — Кто же мог знать, что этот идиот будет сидеть со своими склянками до двух ночи!
— Мы здесь не при чем, — Борис, недовольно поджав губы, явно давал понять всем своим видом, что продолжать разговор он считает неуместным.
— Мать вашу! — Ефим раздраженно ходил по кабинету. — Мало мне проблем, теперь полиция будет выяснять, что к чему… Угораздило же его инфаркт схватить. Как его состояние?
— Врачи ничего определенного сказать не могут, откачают, наверное, куда они денутся! Они за пять минут были на месте, он умереть не успел. — Леонид брезгливо поморщился.
— Ну что поделать, — Ефим начал успокаиваться. — Может быть, даже к лучшему, что так получилось. У нас на моей памяти человек пять инфаркт хватали, но только когда я на них орал. Ну да ладно, заболел и дело с концом. Жаль человека, он ведь сильный специалист был, верно?
— Да, — Леонид растерянно нахмурился, — он неплохо соображал.
— Ну да… — Ефим рассеянно посмотрел на Бориса. — Жалко, сердце отказало. Толковый мужик, интеллигентный, литературу знает… Если выживет, я ему оплачу и больницу, и билеты назад, подкину денег, пусть лечится. Поедет в Россию, отдохнет, а там посмотрим. Не в Швейцарию же его в пансионат посылать… Ну, рассказывайте, что у вас там с микросхемами за история?
Глава 28. Бред.
После роковой ночи время странным образом сжалось, потекло стремительным, белым, неразборчивым и мутным потоком мимо моего сознания, и вскоре я заболел.
Встав утром с постели я почувствовал, что комната плывет у меня перед глазами, и упал на пол с жуткой головной болью. До сих пор не знаю, было ли это результатом накопившейся усталости и нервного переутомления, или просто обычным гриппом, который носился в освещенных немигающим светом залах компании Пусика. Я лежал на диване, смотрел на залитые солнцем, качающиеся за окном зеленые ветви сосны, создававшие причудливые тени на стенах, и перебирал в памяти недавние события.
Академика выписали из больницы. Он не стал ни с кем встречаться и улетел в Москву ближайшим рейсом Аэрофлота, причем провожать его поехал сам Ефим, который за пару дней до этого оплатил космические счета, пришедшие из госпиталя. Вернулся он мрачным и устроил жуткий разгон Леониду и его помощникам, как всегда из-за непросверленных дырок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127