ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Взял, спиздил объектив, выдрал его прямо из установки и домой унес!
— Какой объектив? — Я ничего не понимал, потому что солнце уже опустилось над Дворцом дожей. Голуби слетались к фонтану, туристы, освещая площадь вспышками фотоаппаратов, пытались запечатлеть ускользающую в будущее историю, и на высокой башне на площади Святого Марка били часы.
— Я тебе расскажу какой! — Ефим покраснел, и руки его затряслись от негодования. — Из установки, которую они с этим жлобом, с Гришей собирали. И ведь, подлец, у меня разрешения спросил, говорит — Ефим, можно объектив домой забрать, он от моего фотоаппарата. Что я ему мог ответить? Хрен с ним, мы Минолту купим, подумаешь сотня долларов… Но мне принцип важен, как он мог его из установки вынуть!
— Ефим, но ведь это же его объектив! — Я вдруг вспомнил, как пылающий энергией Гриша требовал срочно вставить в установку объектив, и Олег разобрал свой старенький, привезенный из Москвы фотоаппарат «Зенит».
— Листен, Листен, ты что думаешь? — президент зло сверкнул глазами, и я решил больше не затрагивать эту болезненную тему. — Да этот объектив мне на хер не нужен! И установка эта никому не нужна! Дело в принципе! Ты пришел на работу, ты работаешь, сделал установку. И вот решил сбежать, как ты можешь систему разорять? Он, мерзавец, схватил, выкрутил его оттуда со скрипом, скрежетом, положил в свою поганую сумочку и унес ноги! Это, ну с чем тебе можно такое сравнить? — Ефим задумался, неожиданно лицо его приобрело вдохновленное выражение, и он начал излагать: — Ты представь, ты спаял плату, поставил в нее транзистор, а уходя, пришел, мол, идите вы все к черту, схватил его и вырвал с мясом, так что в плате остались дырки и куски проводов! — Ефим задрожал от гнева и возмущения. — С мясом, как живую плоть! Разбирайтесь, мол, сами, а мне на вас на всех насрать. Нет, он подлый, непорядочный человек. А академика я выгоню!
— Ефим, у него же инфаркт будет!
— Ну и хер с ним, пусть будет! А что я могу поделать, он меня раздражает! — Ефим раздраженно развел руками, фыркнул, повернулся и ушел. .
«Гондолы… — подумал я, вспомнив о ней. — Она сейчас ходит там, у моста вздохов, пахнет кофе, а волны плещутся у причала, звонят колокола и испуганные стаи голубей поднимаются вверх с площади Святого Марка». — Каким-то странным образом эта мысль успокоила меня, и то, что происходило там, далеко, казалось настоящей жизнью, тогда как безумие происходящего вокруг более не волновало меня.
После поспешного ухода Олега, сунувшего в карман злосчастный объектив, комната опустела. Академик старался не выходить из нее, день и ночь следя за удивительными событиями, происходящими в колбочках. Иногда снизу вверх поднимался один пузырь, стоило немного изменить температуру и уровень возмущений, как бурление становилось хаотичным, сорвавшийся пузырь с газом увлекал за собой новые, они поднимались к поверхности жидкости, вызывая все новые и новые всплески, на экране компьютера проскакивали столбики цифр. Эти цифры напоминали академику об Олеге, который судорожно, последней ночью перед своим уходом заканчивал тайком писать измерительную программу.
В прозрачных склянках происходили удивительные процессы, и академик работал с увлечением, забывая обо всем на свете, выбегая в соседнюю комнату только для того, чтобы налить себе кофе, который он выпивал с бутербродами, принесенными из дома. Ранним утром академик прокрадывался в комнату и закрывал дверь, а ночью торопливым шагом выходил на улицу, вдыхал полной грудью прохладный воздух, садился в машину и выезжал на пустынную автостраду, освещенную тусклым светом придорожных фонарей.
Время от времени он с досадой вспоминал о том, что статья так и не закончена. Он сознательно торопил себя, пытаясь поставить все новые и новые эксперименты, возвращаясь к старым результатам и с удивлением обнаруживая, что масштабы его открытия расширяются, охватывая все новые и новые области.
Билл так и не перезвонил ему, только прислал вежливое письмо с просьбой сообщить экспериментальные параметры, что академик и сделал. Он набирал его телефон несколько раз, но секретарша все время отвечала, что профессор находится на конгрессе или в зарубежной поездке. Несколько звонков другим знакомым также не принесли никакого результата, люди вежливо здоровались, обещали помочь и мгновенно исчезали. Один из них, неоднократно встречавшийся с академиком на научных симпозиумах, вообще отказался разговаривать. Секретарша долго выясняла, кто и зачем звонит, отключалась от линии и переговаривлась с шефом, снова просила подождать, затем взяла телефон академика и пообещала, что ему обязательно перезвонят. Никакого звонка не последовало, и академик с мрачным удовлетворением накинулся на работу, совершенно прекратив свои поиски.
"К чертовой матери! — думал он. — Вернусь в Москву, напишу статью, высплюсь, схожу в лес, и душа отдохнет. И пусть они сидят в своих аккуратных чистеньких домиках, в университетах с зелеными лужайками, пишут, высунув языки, бесчисленные и бессмысленные пухлые заявки на финансирование, с вежливым видом пытаясь подсидеть друг друга и не отвечают на телефонные звонки, если это только не приносит им выгоды. Все равно я не хочу такой науки, это не наука, а фабрика, что-то вроде Пусика, может быть, чуть более приличная и чинная, но отнюдь не украшенная взлетами духа, этой удивительной и магической атмосферой творчества и открытий, прекрасным общением, вдохновением, людьми с красивыми лицами и горящими глазами, от одного вида которых на душе становится тепло и понимаешь, что жить с ними вместе — счастье…
"Ну нет, — академик улыбнулся, — это я от обиды, не так все трагично, ведь хватают же они Нобелей один за другим, пишут учебники, которыми зачитываются студенты во всем свете, ведь едут сюда тысячи и тысячи светлых голов со всего мира:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Какой объектив? — Я ничего не понимал, потому что солнце уже опустилось над Дворцом дожей. Голуби слетались к фонтану, туристы, освещая площадь вспышками фотоаппаратов, пытались запечатлеть ускользающую в будущее историю, и на высокой башне на площади Святого Марка били часы.
— Я тебе расскажу какой! — Ефим покраснел, и руки его затряслись от негодования. — Из установки, которую они с этим жлобом, с Гришей собирали. И ведь, подлец, у меня разрешения спросил, говорит — Ефим, можно объектив домой забрать, он от моего фотоаппарата. Что я ему мог ответить? Хрен с ним, мы Минолту купим, подумаешь сотня долларов… Но мне принцип важен, как он мог его из установки вынуть!
— Ефим, но ведь это же его объектив! — Я вдруг вспомнил, как пылающий энергией Гриша требовал срочно вставить в установку объектив, и Олег разобрал свой старенький, привезенный из Москвы фотоаппарат «Зенит».
— Листен, Листен, ты что думаешь? — президент зло сверкнул глазами, и я решил больше не затрагивать эту болезненную тему. — Да этот объектив мне на хер не нужен! И установка эта никому не нужна! Дело в принципе! Ты пришел на работу, ты работаешь, сделал установку. И вот решил сбежать, как ты можешь систему разорять? Он, мерзавец, схватил, выкрутил его оттуда со скрипом, скрежетом, положил в свою поганую сумочку и унес ноги! Это, ну с чем тебе можно такое сравнить? — Ефим задумался, неожиданно лицо его приобрело вдохновленное выражение, и он начал излагать: — Ты представь, ты спаял плату, поставил в нее транзистор, а уходя, пришел, мол, идите вы все к черту, схватил его и вырвал с мясом, так что в плате остались дырки и куски проводов! — Ефим задрожал от гнева и возмущения. — С мясом, как живую плоть! Разбирайтесь, мол, сами, а мне на вас на всех насрать. Нет, он подлый, непорядочный человек. А академика я выгоню!
— Ефим, у него же инфаркт будет!
— Ну и хер с ним, пусть будет! А что я могу поделать, он меня раздражает! — Ефим раздраженно развел руками, фыркнул, повернулся и ушел. .
«Гондолы… — подумал я, вспомнив о ней. — Она сейчас ходит там, у моста вздохов, пахнет кофе, а волны плещутся у причала, звонят колокола и испуганные стаи голубей поднимаются вверх с площади Святого Марка». — Каким-то странным образом эта мысль успокоила меня, и то, что происходило там, далеко, казалось настоящей жизнью, тогда как безумие происходящего вокруг более не волновало меня.
После поспешного ухода Олега, сунувшего в карман злосчастный объектив, комната опустела. Академик старался не выходить из нее, день и ночь следя за удивительными событиями, происходящими в колбочках. Иногда снизу вверх поднимался один пузырь, стоило немного изменить температуру и уровень возмущений, как бурление становилось хаотичным, сорвавшийся пузырь с газом увлекал за собой новые, они поднимались к поверхности жидкости, вызывая все новые и новые всплески, на экране компьютера проскакивали столбики цифр. Эти цифры напоминали академику об Олеге, который судорожно, последней ночью перед своим уходом заканчивал тайком писать измерительную программу.
В прозрачных склянках происходили удивительные процессы, и академик работал с увлечением, забывая обо всем на свете, выбегая в соседнюю комнату только для того, чтобы налить себе кофе, который он выпивал с бутербродами, принесенными из дома. Ранним утром академик прокрадывался в комнату и закрывал дверь, а ночью торопливым шагом выходил на улицу, вдыхал полной грудью прохладный воздух, садился в машину и выезжал на пустынную автостраду, освещенную тусклым светом придорожных фонарей.
Время от времени он с досадой вспоминал о том, что статья так и не закончена. Он сознательно торопил себя, пытаясь поставить все новые и новые эксперименты, возвращаясь к старым результатам и с удивлением обнаруживая, что масштабы его открытия расширяются, охватывая все новые и новые области.
Билл так и не перезвонил ему, только прислал вежливое письмо с просьбой сообщить экспериментальные параметры, что академик и сделал. Он набирал его телефон несколько раз, но секретарша все время отвечала, что профессор находится на конгрессе или в зарубежной поездке. Несколько звонков другим знакомым также не принесли никакого результата, люди вежливо здоровались, обещали помочь и мгновенно исчезали. Один из них, неоднократно встречавшийся с академиком на научных симпозиумах, вообще отказался разговаривать. Секретарша долго выясняла, кто и зачем звонит, отключалась от линии и переговаривлась с шефом, снова просила подождать, затем взяла телефон академика и пообещала, что ему обязательно перезвонят. Никакого звонка не последовало, и академик с мрачным удовлетворением накинулся на работу, совершенно прекратив свои поиски.
"К чертовой матери! — думал он. — Вернусь в Москву, напишу статью, высплюсь, схожу в лес, и душа отдохнет. И пусть они сидят в своих аккуратных чистеньких домиках, в университетах с зелеными лужайками, пишут, высунув языки, бесчисленные и бессмысленные пухлые заявки на финансирование, с вежливым видом пытаясь подсидеть друг друга и не отвечают на телефонные звонки, если это только не приносит им выгоды. Все равно я не хочу такой науки, это не наука, а фабрика, что-то вроде Пусика, может быть, чуть более приличная и чинная, но отнюдь не украшенная взлетами духа, этой удивительной и магической атмосферой творчества и открытий, прекрасным общением, вдохновением, людьми с красивыми лицами и горящими глазами, от одного вида которых на душе становится тепло и понимаешь, что жить с ними вместе — счастье…
"Ну нет, — академик улыбнулся, — это я от обиды, не так все трагично, ведь хватают же они Нобелей один за другим, пишут учебники, которыми зачитываются студенты во всем свете, ведь едут сюда тысячи и тысячи светлых голов со всего мира:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127