- спрашивал он себя. - Чем я могу
быть для него, что я могу ему дать?" Именно это чувство неполноценности,
бессилие проявить свою любовь приводило его в отчаяние. Обычно, полюбив
кого-нибудь из товарищей, он прежде всего делился с ним сокровищами,
припрятанными в парте: камушками или марками, но все эти детские пустяч-
ки, еще вчера казавшиеся ему бесценными, теперь сразу поблекли, потуск-
нели и потеряли всякую прелесть в его глазах. Мог ли он предложить их
своему новому другу, к которому он даже не смел обратиться на "ты"? Есть
ли путь, есть ли возможность выразить ему свои чувства? Все сильнее тер-
зался он сознанием своей незрелости, сознанием, что он еще только полче-
ловека, только двенадцатилетний ребенок; никогда еще не проклинал он так
бурно свой детский возраст, никогда не испытывал такой жажды проснуться
иным, таким, каким видел себя во сне: большим и сильным, мужчиной, та-
ким, как все взрослые.
В эти тревожные мысли вплетались первые радужные мечты о новом мире
взрослого мужчины. Эдгар, наконец, заснул, с улыбкой на устах, но спал
он беспокойно, даже во сне не забывая о завтрашнем свидании. Боясь опоз-
дать, он вскочил уже в семь часов, поспешно оделся, зашел поздороваться
в комнату матери, чем очень удивил ее, так как обычно она никак не могла
поднять его с постели, и, не отвечая на ее вопросы, побежал вниз. До де-
вяти часов он слонялся, сгорая от нетерпения, забыв о завтраке, занятый
одной мыслью - не заставить ждать своего друга.
В половине десятого барон, наконец, неторопливо, с самым беспечным
видом спустился в вестибюль. Он, конечно, давно забыл о данном обещании,
но когда Эдгар стремительно кинулся к нему, он улыбнулся этому страстно-
му порыву и выразил готовность сдержать свое слово. Он взял мальчика под
руку, прошелся немного со своим юным, сияющим от счастья спутником, од-
нако отказался - мягко, но решительно - предпринять сейчас же совместную
прогулку. Он как будто чего-то ждал, судя по нетерпеливым взглядам, ко-
торые он бросал на дверь. Вдруг барон насторожился. Мать Эдгара вошла в
вестибюль и, приветливо ответив на поклон барона, направилась к ним. Она
одобрительно улыбнулась, услышав о предполагаемой прогулке, о которой
Эдгар не рассказал ей, ревниво храня заветную тайну, и ответила согласи-
ем на приглашение барона принять в ней участие.
Эдгар сразу насупился, кусая губы. Какая досада, что она вошла именно
в эту минуту! Эта прогулка всецело принадлежала ему: если он и предста-
вил своего друга маме, то это была лишь любезность с его стороны, а ус-
тупать его он не намерен. Заметив галантное обращение барона с матерью,
он уже испытывал нечто вроде ревности.
Они отправились на прогулку втроем, и слишком явное внимание, которое
оба взрослых спутника уделяли ребенку, укрепляло в нем опасное сознание
собственной значительности. Эдгар был почти единственным предметом их
беседы: мать с несколько преувеличенной тревогой говорила о том, какой
он бледненький и нервный, а барон, со своей стороны, возражал ей, улыба-
ясь, и рассыпался в похвалах своему "другу", как он его называл. Никогда
еще мальчик не был так счастлив. Впервые ему предоставили права, которых
он всегда был лишен. Он принимал участие в разговоре, и никто не оста-
навливал его; он даже выражал дерзкие пожелания, и ему не влетало за
это. Не удивительно, если в нем с каждой минутой усиливалось обманчивое
чувство, что он уже взрослый. Он тешил себя мыслью, что детство уже ос-
талось позади, как сброшенное платье, из которого он вырос.
Во время обеда, по приглашению матери Эдгара, которая становилась все
приветливей, барон сидел за их столом. Визави превратился в соседа, зна-
комый - в друга. Трио было настроено, и три голоса - женский, мужской и
детский - звучали в полной гармонии.

АТАКА

Нетерпеливый охотник решил, что настало время подкрасться к дичи. Се-
мейственный ансамбль наскучил ему. Очень мило сидеть втроем и болтать,
но в конце концов не болтовня же была его целью. А он знал, что салонный
тон, требующий маскировки желаний, всегда мешает достижению цели, ибо
лишает слова горячности, а натиск - пыла. Надо сделать так, чтобы за
светской беседой она не забывала об его истинных намерениях, которые - в
этом он не сомневался - она уже разгадала.
Было много шансов, что его усилия увенчаются успехом. Она достигла
того критического возраста, когда женщина начинает раскаиваться, что всю
жизнь была верна мужу, которого в сущности никогда не любила, и когда
пышный закат ее красоты еще позволяет сделать выбор: быть только матерью
или еще раз - в последний - быть женщиной. Жизненный путь, который, ка-
залось, давно уже стал бесспорным, в эту минуту еще раз берется под сом-
нение, в последний раз магнитная стрелка воли колеблется между надеждой
на страсть и окончательным самоотречением. Она стоит перед решающим вы-
бором - жить своей личной жизнью или жизнью своих детей, материнскими
или женскими чувствами. И барон, проницательный в такого рода вещах,
подметил у матери Эдгара признаки таких колебаний. Она никогда не упоми-
нала в разговоре о своем муже и в сущности чрезвычайно мало была посвя-
щена во внутреннюю жизнь своего ребенка. Выражение скуки, завуалирован-
ное меланхолией, туманило ее миндалевидные глаза и лишь слегка приглуша-
ло таившийся в них огонь. Барон решил идти к цели стремительно и вместе
с тем не выказывать поспешности. Напротив, как рыболов, который, прима-
нивая добычу, отпускает леску, он разыгрывал равнодушие, чтобы заставить
своего партнера домогаться сближения, хотя на самом деле этого домогался
он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27