Черные вагоны на
минуту останавливаются в серебристом высокогорном свете, несколько пас-
сажиров входят, другие выходят, перекликается сердитые голоса, и уже
снова свистит впереди осипшая машина, увлекая за собой в пещеру туннеля
черную громыхающую цепь. Опять вокруг расстилается чисто выметенный
влажным ветром ясный, мирный ландшафт.
Один из прибывших - молодой человек, выгодно отличавшийся от других
изяществом одежды и легкой, непринужденной походкой, обогнав всех ос-
тальных, первым нанял фиакр и поехал в гостиницу. Лошади не спеша затру-
сили по крутой горной дороге. В воздухе чувствовалась весна. В небе пор-
хали облака, белые, резвые, какими они бывают только в мае и июне, ког-
да, беспечные, юные, они мчатся, играя, по синей дороге, то прячутся за
высокие горы, то обнимаются и убегают, то сжимаются в платочек, то раз-
рываются на полоски и, наконец, дурачась, нахлобучивают белые шапки на
вершины гор. Не отставал от них и ветер: он так буйно раскачивал тощие,
еще влажные после дождя деревья, что они похрустывали суставами и, слов-
но искры, рассыпали тысячи капель. Порою с вершин доносился свежий запах
снега, и тогда воздух становился одновременно и сладким и терпким. Все
на небе и на земле было полно движения и нетерпеливо бродивших сил. Ло-
шади, пофыркивая, весело бежали теперь под гору, далеко разносился звон
их бубенцов.
В гостинице молодой человек первым делом просмотрел список приезжих,
но тут же отложил его. "Зачем собственно я приехал сюда? - с досадой
спросил он себя. - Сидеть тут на горе, без общества - это, право, хуже,
чем в канцелярии. Очевидно, я приехал не то слишком рано, не то слишком
поздно. Вот всегда так - не везет с отпуском. Ни одной знакомой фамилии
не нашел. Хоть бы какие-нибудь женщины, на худой конец - маленький, не-
винный флирт, чтобы не проскучать всю неделю".
Молодой человек - барон, принадлежавший к не слишком родовитой семье
австрийской чиновной знати, - служил в правительственном учреждении; в
отдыхе он не нуждался, но взял недельный отпуск потому, что все коллеги
выхлопотали себе весенние каникулы, и он тоже пожелал воспользоваться
этим правом.
Его нельзя было назвать пустым малым, но без общества он жить не мог;
всеобщий любимец, повсюду принимаемый с распростертыми объятиями, он не
переносил одиночества и отлично знал это. Не имея ни малейшей склонности
оставаться наедине с самим собою, он по возможности избегал этих встреч,
ибо отнюдь не стремился к более близкому знакомству со своей особой. Он
знал, что ему нужно соприкосновение с людьми, чтобы могли развернуться
все его таланты - его любезность, его темперамент; в одиночестве он был
холоден и бесполезен, как спичка в коробке.
Он слонялся по пустому вестибюлю, то рассеянно перелистывал журналы,
то заходил в гостиную, садился за рояль и наигрывал вальс, - но ритм ему
не давался. Наконец, раздосадованный, он уселся у окна и стал смотреть,
как медленно спускались сумерки и из-за сосен, клубясь, подымался седой
туман. Так убил он, злясь и нервничая, целый час, потом отправился в
столовую.
Там было занято всего несколько столиков; он быстро окинул их взором.
Тщетно! Ни одного знакомого. Вон там - он небрежно ответил на поклон -
берейтор с ипподрома да еще одно знакомое лицо с Рингштрассе - и больше
никого. Ни одной женщины, никакой надежды хотя бы на мимолетное приклю-
чение. Это еще больше обозлило его. Он принадлежал к числу тех молодых
людей, которые благодаря своей красивой наружности пользуются успехом и
всегда готовы к новым победам, всегда ищут новых приключений; их ничто
не смущает, ибо все заранее рассчитано, ни одна добыча не ускользнет от
них; уже первый взгляд, который они бросают на женщину, оценивает ее с
этой стороны - будь то жена друга или ее горничная. Про таких людей час-
то говорят с презрительной усмешкой, что они охотники за женщинами, не
отдавая себе отчета, как метко это сказано, ибо они с неменьшей страстью
и жестокостью, чем охотники за дичью, выслеживают, травят свою жертву.
Они всегда начеку, всегда готовы идти по следу, куда бы он их ни завел.
В них всегда тлеет огонь, но это не жар любящего сердца, а страсть игро-
ка, холодная, расчетливая и опасная. Среди таких людей есть упорные, для
которых не только юность, но вся жизнь до старости - сплошная цепь лю-
бовных похождений; их день распадается на сотни мелких чувственных впе-
чатлений - беглый взгляд, мимолетная улыбка, прикосновение к колену со-
седки, - а год - опять-таки на сотни таких дней; погоня за женщинами -
вот их единственный и постоянный стимул к жизни.
Здесь не было партнера для игры, барон сразу увидел это. Нет большей
досады для игрока, в предвкушении выигрыша сидящего за зеленым столом с
картами в руках, как тщетное ожидание партнера. Барон потребовал газету.
Его хмурый взгляд скользил по строчкам, но мысли дремали и точно пьяные
спотыкались снова.
Вдруг он услышал позади себя шелест платья и голос, проговоривший
укоризненно и жеманно: - Mais tais-toi done, Edgar [1].
Мимо его стола прошумело шелковое платье и проплыла высокая, пышная
фигура; за ней шел маленький, бледный мальчуган в черном бархатном кос-
тюме, бросивший на барона любопытный взгляд. Они сели против него за ос-
тавленный для них стол. Мальчик явно старался вести себя чинно, но, судя
по беспокойному блеску его черных глаз, это давалось ему нелегко. Дама -
барон смотрел только на нее - была одета хорошо, со вкусом и принадлежа-
ла к тому типу женщин, который особенно нравился барону:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27