- Нет, - сказал старик, - подождите. Вы должны осмотреть все по
порядку, как это полагается... Итак, Хонг-Док был моим другом, как и его
отец. Оба они работали на меня в течение многих лет, и я был чуть ли не
единственным их заказчиком. После того, как они разбогатели, они
продолжали заниматься своим искусством с тою только разницей, что за свои
произведения они не брали больше денег. Отец дошел даже до того, что решил
выплатить мне все до последнего гроша обратно из тех денег, которые я ему
давал за его работу, и я должен был согласиться принять их, как мне ни
было это неприятно, чтобы только не обидеть его. Таким образом все мои
шкапы наполнились произведениями искусства совсем даром. Я-то и познакомил
морского кадета с Хонг-Доком, я взял его с собой к нему в гости - знаю,
что вы хотите сказать: морской кадет был большим любителем женщин, а
От-Шэн была вполне достойна того, чтобы добиваться ее расположения - не
правда ли? И я должен был предвидеть, что Хонг-Док не отнесется к этому
спокойно? Нет, нет, я ничего не мог предвидеть. Быть-может, вы могли бы
предусмотреть это, но не я, потому, что я слишком хорошо знал Хонг-Дока.
Когда все это случилось, и Хонг-Док рассказал мне, сидя здесь на веранде,
- о, он рассказывал гораздо спокойнее и тише, чем я теперь говорю, - то
мне до последней минуты казалось это настолько невозможным, что я
отказался верить ему. Пока наконец среди реки не показалось
доказательство, которое не могло оставлять больше никаких сомнений. Часто
я раздумывал над этим, и мне кажется, что я нашел те побудительные
причины, под влиянием которых Хонг-Док совершил свое дело. Но кто может
безошибочно читать мысли в мозгу, в котором, быть может, сохранились
наклонности тысячи предшествующих поколений, пресытившихся властью,
искусством и великой мудростью опиума? Нет, нет, я не мог ничего
предвидеть. Если бы меня тогда кто-нибудь спросил: "Что сделает Хонг-Док,
если морской кадет соблазнит От-Шэн или одну из его новых жен?" - то я
наверное ответил бы: "Он не поднимет даже голову от своей работы. Или же,
если он будет в хорошем настроении духа, он подарит кадету От-Шэн". Так и
должен был бы поступить Хонг-Док, которого я хорошо знал, именно так, а не
иначе. Хо-Нам, другая его жена, изменила ему однажды с одним китайским
переводчиком: он нашел ниже своего достоинства сказать им обоим хоть одно
слово по этому поводу. В другой раз его обманула сама От-Шэн. Таким
образом вы видите, что у него вовсе не было какого-нибудь особенного
пристрастия к этой жене, и что не это руководило им. Миндалевидные глаза
одного из моих индусов, который ездил со мной в форт Вальми, понравились
маленькой От-Шэн, и хотя они не могли сказать друг другу ни одного слова,
тем не менее очень скоро поняли друг друга. Хонг-Док застал их в своем
саду, но он даже не тронул своей жены и не позволил мне наказать моего
слугу. Все это так же мало волновало его, как лай какой-нибудь собаки на
улице - на это едва только удостаивают поворотить голову.
Не может быть и речи о том, чтобы, человек с таким ненарушимым
философским самообладанием, как Хонг-Док, хоть на мгновение вышел из себя
и поддался внезапной вспышке чувств. К довершению всего тщательное
расследование, которое мы произвели после его бегства с женами и слугами,
установило, что Хонг-Док действовал совершенно обдуманно и заранее до
мелочей подготовился к своей страшной мести. Оказалось, что морской кадет
в течение трех месяцев ходил в каменный дом на реке чуть не ежедневно и
поддерживал все это время связь с От-Шэн, о чем Хонг-Док узнал уже через
несколько недель от одного из своих слуг. Несмотря на это, он оставил в
покое обоих и воспользовался этим временем для того, чтобы хорошенько
обдумать свою месть и дать созреть плану, который, наверное, зародился у
него в голове уже с первого мгновения.
Но почему же поступок морского кадета он принял как самое ужасное
оскорбление, тогда как такой же поступок моего индусского слуги вызвал у
него улыбку? Быть может, я ошибаюсь, но мне кажется, что мне удалось найти
сокровенный ход его мыслей. Конечно, Хонг-Док не верил в Бога, он верил
только в учение великого философа, но был глубоко убежден в том, что его
род избранный, что он стоит на недосягаемой высоте над всеми в стране - в
этом он был убежден и имел на это основание. С незапамятных времен его
предки были властелинами, неограниченными самодержцами. Наши владетельные
князья, если они хоть сколько-нибудь благоразумны, прекрасно сознают, что
в их странах или государствах существуют тысячи людей, которые гораздо
умнее и гораздо образованнее их. Хонг-Док и его предки были так же твердо
убеждены в противном: непроходимая пропасть разделяла их от их народа. Они
одни были властелинами - остальные были последними рабами. Только они одни
образованы и умны, а подобных себе они видели только изредка, когда в
стране появлялись иностранные послы, приезжавшие из соседних стран за
морем или издалека с юга из Сиама или из-за гор, из Китая. Мы сказали бы:
предки Хонг-Дока были богами среди людей. Но сами они понимали это иначе:
они чувствовали себя людьми среди грязных животных. Понимаете ли вы
разницу? Когда на нас лает собака, то мы едва удостаиваем повернуть
голову. Все это было до тех пор, пока молния не прорезала туман, нависший
над рекой. С далеких берегов пришли белые люди, и отец Хонг-Дока с
радостным изумлением должен был признать, что это были люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9