В конце концов, это всего лишь несколько убийств и десятка полтора похищений. Штаб адвокатов обеспечит вам в худшем случае пожизненное заключение, а может, всего двадцать пять лет.
- Рон! - крикнул Голдлиф. Дверь тотчас же открылась, и в камеру вошел охранник. - Мистер Йитс нуждается в средствах, воздействующих на его упрямство. Остальных пока не трогать. Я буду у себя.
Он встал и вышел, по пути отдав «элефант» Рону, который схватил его с неприкрытой радостью. Чувствуя, что ему хочется меня ударить, я отклонился в сторону и выставил вперед ногу.
- Только тронь! - предупредил я. - Может быть, борьба и не будет долгой, но шеф не обрадуется. Он постоянно жалуется на дурной персонал.
Рон остановился, пятясь, вышел в коридор и оттуда рявкнул:
- Пошли!
Я бросил сигареты на стол и вышел в коридор. Мой конвоир показал стволом направление, куда следовало идти. Мы двинулись в противоположную от камер Клода и Ника сторону и, никуда не сворачивая, дошли до четвертой кряду двери. Возле нее стоял лениво жевавший резинку тупой детина, вооруженный лишь деревянной дубинкой. Маленькие глазки, сидящие глубоко в черепе, не были, если присмотреться, лишены хитрости. Я понял, что перемалывание резинки в зубах позволяло ему владеть собой. Пока что он был самым опасным из известных мне охранников. Рон ткнул меня дулом в позвоночник, когда я замедлил шаг перед дверью. Детина стукнул меня дубинкой по плечу, так что у меня онемела правая рука. Когда я от толчка влетел в камеру, он снова повторил удар, но уже в левое плечо, а Рон с радостью во взгляде добавил еще два раза открытой ладонью, после чего вышел. Детина показал дубинкой на огромное кресло с множеством ремней. Я сел. Он со знанием дела пристегнул мне каждую руку тремя ремнями к подлокотникам, надел ремни на туловище, бедра и голени. Я мог шевелить только пальцами ног и головой.
- Сейчас сюда придет Холм Любви, - с довольным видом бросил он.
- Я тебя ни о чем не просил, - сказал я.
- Ну и что? Я просто сообщаю тебе, чтобы ты не удивлялся. Холм Любви - наш лучший специалист в области широко понимаемой медицины и отличный врач. Знаешь… - он налил себе сока из гигантской бутылки и выпил, - как-то раз он вынимал пулю из шеи одного из наших. Представь себе, что он сделал это перочинным ножом, в машине, ползущей по грунтовой дороге, и при свете зажигалки. И ты знаешь - все прошло просто великолепно! Если не считать того, что зажигалкой он сильно обжег пациенту ухо, но это уже не его вина. Да, брат, Холм Любви - это не кто-то там!
Мы подождали несколько минут. Потом дверь открылась от нажатия обычной металлической ручки, и вошли Рон и Холм Любви - низенький кривоногий горбун с мрачным лицом, обтянутым гладкой пергаментной кожей. Окинув меня взглядом, он поковылял к стоявшему за креслом шкафчику. Послышался звон стекла и каких-то мелких металлических предметов. Рон оторвал от меня торжествующий взгляд и посмотрел на горбуна:
- Эй, пока без добавок! Он еще должен жить какое-то время. И без следов.
- Ну так почему, мать твою, ты сразу не говоришь? - возмутился Холм Любви.
- Не переживай, твои вирусы тебе в другой раз пригодятся. Может, даже через несколько часов. - Рон посмотрел на меня, упиваясь своей властью.
Холм Любви не дал мне времени на борьбу со страхом. Подойдя ко мне с пневмоинъектором в руке, он ловко мазнул ваткой по моему левому запястью и приложил наконечник шприца. Я почувствовал легкий зуд и глубоко вздохнул.
- Нейропирин, - сообщил горбун и исчез из моего поля зрения.
Позади что-то звякнуло, видимо, он убирал свои инструменты. Зуд в левой руке молниеносно перекинулся на торс и внезапно охватил все тело. Я напряг мышцы, пытаясь пошевелиться в кресле и хотя бы слегка потереться о спинку. Зуд быстро прошел, и его сменил холод. Мне показалось, будто меня облили каким-то мгновенно испаряющимся препаратом. Потом каждый миллиметр кожи запылал, словно облитый напалмом. Я весь изогнулся, по крайней мере хотел изогнуться, и зажмурился от ударившего в глаза ослепительного света. Казалось, кто-то с жестоким упрямством запихивает мне под веки густую щетку из тоненьких проволочек. Я дернул головой, хотя это движение едва не вырвало мои глаза из глазниц. Каждый глоток воздуха проходил в легкие словно клубок колючей проволоки. Зубы словно увеличились вдвое и начали выдавливать друг друга из десен. Каждый кусочек тела был охвачен адской болью. Мозг вращался в черепе, но какая-то его частичка сохранила способность мыслить, поскольку я отдавал себе отчет в том, что кретинки-клетки строят мой организм заново по совершенно идиотскому образцу - глаза оказались на уровне пола, словно заняв место пальцев ног, сердце неритмично билось на высоте колен, воздух с трудом проникал в легкие, на которых я сидел, через рот на спине, язык болтался на месте большого пальца. Мозг растворялся, для него не оставалось места внутри нового Оуэна Йитса. Остался лишь сгусток боли, который выл, верещал, скулил, стонал, пищал, хрипел, рыдал, кашлял. Некоторые части тела и органы парили в воздухе, поддерживаемые лишь тоненькими ниточками нервов, растягивавшихся с мрачным треском. Я перестал дышать, кровь свернулась в остроконечные многомерные звездочки. Кровеносные сосуды рвались в клочья, проходя под замысловатыми углами. Я умер. Все замерло. Кто-то могущественный обрек на полную тишину и абсолютную неподвижность мое бесформенное тело. Удивленно замерли кровяные звездочки, спрятав свои острые иглы. Висевшее где-то сбоку сердце медленно вернулось к коленям, мягко прокачивая воздух. Легкие перестали выделять жгучую желчь, а печень и почки распутались и огляделись вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78