Он кивнул.
- Конгресс закрыл границу на карантин. Осталось только то, что выращивается в теплицах. Если вы, конечно, можете позволить себе такую роскошь.
- Тогда какао. Спасибо.
- О'кей. Я собирался отвести вас в каюту, но здесь, по-видимому, удобнее. К тому же мне бы не хотелось заставлять вас двигаться. У нас есть переносной терминал и программа опроса «Хейс-6». Кроме того, мы связались с парой экотехников из Окленда, у которых тоже есть вопросы. Если устанете, остановитесь в любую минуту. В свою очередь, я готов помочь чем смогу. Устраивает?
Я кивнул.
- Отлично, Мы действительно вам благодарны. - Он легонько похлопал меня по плечу. - Еще что-нибудь?
- Мне необходимо что-то против кашля. И новая кислородная маска.
- Я прикажу врачу принести все, что потребуется.
- Спасибо, сэр.
Я ответил примерно на три четверти вопросов, прежде чем закашлялся и потерял сознание.

В. Как по-хторрански будет «Моби Дик»?
О. Заливная рыба под белым соусом.

ОТРАВЛЕНИЕ ПЫЛЬЮ
Справедливости как таковой не существует. Есть только желание распределить боль на всех поровну.
Соломон Краткий
Очнулся я в машине «Скорой помощи». На улице что-то происходило; через мегафон кто-то уговаривал людей разойтись.
Толпа не слушала. В неразборчивом многоголосье чувствовался вызов. Казалось, назревает очередной мятеж.
Я не мог понять, где нахожусь. Я лежал на спине, над головой нависал пластиковый потолок. Повернул голову - окно зашторено. С легкими явно творилось что-то неладное, все тело ныло от боли. Грудь онемела, и в то же время я чувствовал ее. Простыня была белой, воздух - красным. Отовсюду тянулись какие-то трубочки - к рукам, носу, рту. Однако я как-то умудрился слегка сдвинуть занавеску, чуть-чуть. Мы останавливались.
День был по-прежнему розовым - и воздух и небо… Вокруг толпились испуганные люди. На лужайках, на подъездных дорожках, но большинство - вокруг дверей приемного покоя. Некоторые явно ночевали здесь в ожидании помощи - усталые и равнодушные, с красными глазами и отекшими лицами. Неужто это начало последней эпидемии, которая окончательно сломит нашу волю к сопротивлению?
«Скорая» остановилась, и санитары перевалили меня, как мешок, на тележку. Кто-то в белом ухватился за рукоятки у изголовья, и носилки поехали - очень быстро - через море страдальцев. Кто-то расчищал нам путь в толпе. Я пытался рассмотреть людей. Ближе ко входу они стояли колонной по пять человек в ряд, изломанным, уставшим ждать строем. Я вроде бы разглядел мундиры военной полиции. Неужели кто-то собрался на нас напасть? Впрочем, нет, это было подразделение борьбы с массовыми беспорядками.
В больнице творился кошмар. Стоял сплошной гул - плакали дети, спорили и что-то доказывали взрослые кто-то кричал. Шум бил по ушам, каждый голос, казалось, звучал на грани безумия. Рядом раздался истериче-ский женский визг, носилки покачнулись и едва не опро-кинулись. Женщина вцепилась в них и кричала мни прямо в лицо. Мне захотелось ударить ее. Она сорвала с меня одеяло.
- Смотрите! Еще один сраный солдат! Знаем мы та-ких! У них, видите ли, право на помощь! А остальные пусть подыхают!
Ее оттащили, и носилки покатились намного быстрее, чем раньше. Потом снова остановились - начался спор.
- Я не могу ничем помочь. Сделайте ему укол, ингаляцию и отправьте отдыхать домой…
- С розовым отравлением легких третьей степени?
- Когда появятся симптомы, привезете опять…
- Мне платят не за доставку на дом. Я подрядился поставлять вам убоину, а на этой туше уже стоит штамп. У него армейская первоочередность степени «триА-плюс», и ваш главврач уже подписал акт о приемке больного.
- А он не сказал вам, куда его положить? Забиты все коридоры…
- Это ваши проблемы. Вот, читайте…
- Я не могу! Тогда придется выкинуть кого-то на улицу. -
- Это ваши проблемы.
Неожиданно надо мной склонилось женское лицо, злое и усталое.
- Откройте глаза! - потребовала она. - Двигаться можете?
Я и говорить-то не мог, только издал звук, который даже стоном назвать нельзя. Звук перешел в кашель. Изо рта полетели розовые брызги.
Похоже, я выиграл спор. Тележка покатила еще быстрее… Сознание вернулось, когда меня перекладывали на койку. Проморгавшись от слез, я повернул голову и сощурился от света.
Отдельная палата! Я попытался протестовать, но сил не хватило даже на хрип. Я протянул руку к двери, к невидимой толпе и отчаянно замахал, несмотря на взрыв боли.
Сиделка уложила меня на подушку:
- Вам нельзя волноваться. Теперь ваш долг - лежать и не двигаться.
Это была пухленькая коротышка с абсолютно незапоминающимся маленьким личиком. Ей с одинаковым успехом могло быть и тридцать, и пятьдесят лет. Она походила на чью-нибудь незамужнюю тетушку. Но руки - на Удивление сильные. Уложив меня, она приставила к моему лицу кислородную маску.
- Постарайтесь расслабиться. Я все время буду рядом. Словно сквозь пелену я наблюдал какую-то суету.
В комнате появились люди. Что-то укололо меня в руку. Я отключился и воспарил, с интересом наблюдая за своим умиранием. Меня мяли, кололи, прослушивали, просвечивали насквозь, делали провокации широкодиапазонными вакцинами Келли, ждали результатов. Потом вакуумизировали легкие - боль при этом совершенно не соответствовала зверскому названию процедуры - и положили в гелиево-кислородную палатку.
А потом меня оставили в покое. Я продолжал витать. Реакция наступила на следующее утро. Я проснулся, кажется, уже перейдя во сне границу между жизнью и смертью. Изо всех сил я пробивался назад, но меня словно засасывало в болото. Вздохнуть я не мог.
Вокруг звенели сигналы тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132