А если бы по Земле еще бродили тираннозавры, гадрозавры или дейноцефалы, мы исхитрились бы съесть и их. Хторранские организмы относились к нам так же, не видя в нас ничего, кроме пищи. Кто же всерьез воспринимает свой бутерброд?
И если это лишь первая волна вторжения, как считает доктор Зимф, какие ужасы ждут нас впереди?
За безумием должен скрываться разум, но он может не проявлять себя еще сотни лет, возможно, до тех пор, пока последний представитель рода человеческого окажется… Где? В зоопарке? В музее? Не в наших силах просчитать все варианты.
У меня было другое мнение,
Но…
Если это реально, зачем продолжать сопротивление? Если ситуация настолько безнадежна, почему бы просто не лечь и умереть?
Да потому - я даже улыбнулся про себя, - что на самом деле я не верил в это. Смотрел правде в глаза и не верил!
Прямого отношения к армии это не имело. Мы сдерживали червей исключительно грубой силой, потому что не могли придумать ничего лучшего.
Нет, не безнадежность ситуации заставляла меня думать об отставке. Я продолжал бы сражаться с ними вечно, даже не имея ни единого шанса на победу.
Дело было в Дьюке.
Я нес ответственность за случившееся.
Будь оно трижды проклято!
Снова Шорти, только страшнее. Я сжег Шорти, но его атаковал червь. Шорти повезло - он умер мгновенно. У Дьюка это займет годы…
Если я демобилизуюсь, то, по-видимому, смогу сразу же приступить к работе у Флетчер. Допуск у меня уже есть.
Желание сделать это немедленно оказалось настолько сильным, что я схватил телефон.
Но не позвонил. Наверное, можно уйти из армии - мой срок истек год назад, - но как уйти от боли?
В этом и состояла безвыходность положения.
Я свернул к Санта-Крузу, но в мыслях остался на том же месте. В тупике.
Предстоящая встреча с матерью не волновала меня. Я примерно представлял, во что она выльется.
Ее квартира и офис размещались в частной застройке (читай: крепости) под названием Фэнтези-Вэлли-Тауэрс, расползшейся скоплением шаров, куполов и шпилей и напоминающей декорации к голливудским сказкам. Этот архитектурный стиль назывался «апокалипсическое барокко». Наружные стены окружали лабиринт арок, террас, балконов. До эпидемий жилье здесь стоило, наверное, чертовски дорого. Но теперь все выглядело неухоженным и даже слегка запущенным.
Парадные двери в доме матери были в два моих роста и казались хрустальными, но всю картину портила куча невыметенных листьев перед входом.
Мать открыла с громким, возбужденным смехом. Ее платье являло собой невероятный коктейль ярких шелков и перьев, прямо-таки фонтан розового и алого. На шее - ожерелье из серебряного с бирюзой цветка тык-вы-навахо в середине и дюжиной обсыпанных драгоценными камнями тыквочек вокруг. Явно тяжелое, как и кольца на пальцах.
- Наконец-то ко мне пришел мой маленький! - воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. В руке у нее был стакан. - Прости, что не навестила тебя в больнице, но нас туда не пускали.
- Все правильно. Да и вряд ли я составил бы хорошую компанию.
Она схватила меня и потащила на террасу, громко выкрикивая:
- Алан! Алан! Джим приехал! Джим, ты ведь помнишь Алана?
- Того, что увлекался серфингом?
- Да нет, глупенький. Того звали Бобби. - Бобби был всего на два года старше меня; когда я видел его в последний раз, он еще не решил, кем будет, когда вырастет. - А это Алан Уайз. Я же рассказывала тебе.
- Нет, ты рассказывала об Алане Плескоу.
- Разве?
- Да. Не думаю, что я знаком с этим Аланом.
- О, тогда…
Этот Алан оказался высоким блондином с седеющими висками. Когда он улыбался, от глаз разбегались лучики морщин. Рукопожатие его было чуть сердечнее, чем надо, а грудь находилась в состоянии неуклонного сползания к животу.
На террасе был еще один человек, коротенький и смуглый, смахивающий на японца. Очки с толстыми стеклами и темно-серый деловой костюм делали его похожим на адвоката. Алан представил его как Сибуми Та-кахару. Мистер Такахара вежливо поклонился. Я поклонился в ответ.
Алан потрепал меня по плечу и сказал:
- Ну, сынок, небось хорошо вернуться домой и отведать добрую мамочкину стряпню, а?
- Что?.. Да, сэр, конечно.
Только это был не мой дом, а мать вряд ли готовила со времен крушения «Гинденбурга».
- Что будем пить? - спросил Алан. Он уже стоял у бара и накладывал лед в стаканы. - Нита, хочешь повторить?
- Вы умеете готовить «Сильвию Плат»?
- Что?
- Да так, не обращайте внимания. Все равно у вас, наверное, не найдется нужных ингредиентов.
Мать с удивлением посмотрела на меня:
- Что это за «Сильвия», Джим? Я пожал плечами:
- Не важно, я пошутил.
- Нет, расскажи, - продолжала настаивать мать. Ей ответил Такахара:
- Этот коктейль состоит из слоя ртути, слоя оливкового масла и слоя мятного ликера. Пьют только верхний слой.
Я пристально посмотрел на него; его глазки поблескивали.
Мать нахмурилась.
- Не поняла юмора. Алан, а ты?
- Боюсь, для меня он тоже слишком тонок, милая. Как насчет «Красной смерти»?
- Нет, благодарю. За последний месяц я нахлебался ее по горло. Пиво, если не возражаете.
- - Какие могут быть возражения? - Алан исчез за стойкой бара, оттуда донеслось бормотание: - Пиво, пиво… Где же пиво? Ага, вот оно! - Он выпрямился с тонкой зеленой бутылкой в руках. - Из личных запасов. Исключительно для вас!
Он церемонно открыл бутылку и стал наливать пиво в стакан.
- По стенке, пожалуйста, - попросил я. - А?
- Пиво наливают по стенке стакана, а не льют на середину.
- Теперь все равно поздно. Простите. - Он вручил мне стакан с пеной и полупустую бутылку. - В следующий раз буду знать, ладно?
- Да, конечно, - ответил я и подумал, что следующего раза не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132