Неужели? – спрашиваю вас. Только трусы могут вообразить, что Альпы смертоносны. Только неучи и дураки полагают, что Альпы – непреодолимая преграда. Я покажу вам, что такое Альпы и как слоны идут по ним, чтобы поразить Рим в самом Капитолии! Все сказал…
Ганнибал сдержал свое обещание: он распустил иберийцев по домам, взяв с них слово вовремя явиться в свои палатки. Он быстро собрался и выехал в Гадес, чтобы принести великую клятву великим богам…
– Рутта, – сказал Бармокар, – вот я. Пришел.
Молодая женщина вскинула глаза и вдруг удивилась: как, жив и невредим? А ведь пронесся слух… Слава богам, жив, здоров!
– Это я, – бормочет пращник.
– Еще один шрам?
Рутта встала из-за стола, подошла к солдату. Провела пальцами по его щекам. А он стоял, готовый расплакаться от радости.
– Да, – сказал он. – Один сагунтец бросился на меня из-за угла. Я едва увернулся. Если бы не успел – голова моя покатилась бы на землю.
– И тебя не было бы здесь, возле меня.
– Да, не было бы.
– Шрам очень грубый. Плохой был врачеватель…
– Нет, слишком тяжел оказался меч. И рука – тоже. Я сам подставил щеку.
– Бедненький мой, – пожалела Бармокара Рутта, не переставая поглаживать рубец. Она приподнялась на цыпочки, дотянулась до его уха. Что-то прошептала, похихикивая…
– Цел? – спросила она.
Он покраснел густо-густо, точно роза в саду богатого хозяина. Она чмокнула его в губы.
– Спасибо им, что главное оставили…
– Ты глупости болтаешь.
Рутта расхохоталась.
– Уйдем из этой харчевни, – сказала она.
– Куда?
Она взяла его за руку и потащила за собой. Он немного сопротивлялся. Ему было неудобно, что его ведет легкомысленная девица, словно быка, на виду у многих бездельников.
– Да иди же, – приказывала Рутта. – Ты будешь очень доволен.
– Куда тянешь? – выдавил он.
– Позабыл дорожку ко мне?
«Так это совсем недалеко отсюда», – подумал пращник. А вслух сказал:
– Рутта, я хотел бы купить вина…
– У меня его полно.
– Может, хлеба?
– Все есть. Все!
Она была столь нетерпелива, что он смутился. «Она похищает меня», – сказал он про себя.
– Похищаешь, Рутта…
– Разумеется. С вами только так и надо поступать.
Он окончательно смирился и пошел рядом с ней.
– Как ты тут жила? Скучала?
– Нет, – призналась она чистосердечно.
Он покосился на нее. Что она, совсем дура? Неужели не может соврать? Так он и сказал.
– Не могу. И к чему? Я живу сама по себе. И никому не обязана. Что, не нравлюсь? – Она остановилась перед ним, подбоченилась и немного повертела бедрами.
Пращник не знал, как вести себя.
– Спрашиваю: не нравлюсь?
Он моргал глазами, как провинившийся ребенок. А она начинала сердиться:
– Что у тебя, язык запал?
– Пожалуй…
– Ты можешь сказать хоть что-нибудь?
– Не знаю.
– Все вы, мужчины, на один покрой: уж очень дубоваты. Я вас знаю как облупленных.
Она капризно отвернулась от него и пошла прочь, а он бросился за ней. «Эти иберийки словно огонь, – думал Бармокар. – Наши женщины слишком рассудительны, а эти точно пламя бушующее».
Она привела-таки его домой. Скинула с себя легкое, просторное платье и осталась полунагая. Прекрасная, как и прежде. Он залюбовался ею, стоя на самом пороге неказистой хижины, в которой летом жарко, а зимою холодно.
– Входи же! – приказала она. Налила в глиняную чашу красного вина и поднесла ему. Он с удовольствием выпил до дна и вернул ей чашу. Она как кошка прыгнула Бармокару на грудь, обхватив его могучую шею тонкими, но сильными руками. И, запрокинув голову, медленно стала сползать вниз и прочно задержалась у бедер. Чтобы удержать, он обхватил ее за талию. «Она гибка, как лоза», – подумал он.
– Так будем торчать? – спросила она, задыхаясь.
Он не знал, что сказать.
– Я хочу так, – капризно сказала Рутта, почему-то вдруг охрипнув.
Солдат, кажется, кое-что уразумел. Она помогала ему делать то, что ей хотелось.
– Сними свой дурацкий пояс, – велела она.
– А как?
– Очень просто.
Он попытался было, но Рутта чересчур прочно обвивала его ногами. Но и тут она пришла на помощь.
– Я так и думала, – говорила она, словно в забытьи. – Ты готов вполне… Так не теряй же времени… Любовь не ждет… Ну же…
… Потом она угощала его иберийскими маслинами, лепешкой собственного приготовления и острой подливой к заячьему мясу, которое она тоже мастерски изжарила на угольях.
Он ел и любовался ею. «Не женщина, – говорил он себе, – а огонь… Может, взять ее в жены?»
– Ты ждешь мужа, Рутта?
Она удивилась.
– Кто тебе сказал?
– Я сам…
– У меня мужей столько, сколько пожелаю.
Он перестал жевать. Ее слова обидели. Ну как это можно – «сколько пожелаю»? Рутта тотчас же подметила, что ему неприятно слышать насчет мужей, перевела разговор.
– Ты очень сильный, – польстила она.
Он молчал, уткнувшись носом в маслины.
– Правда, сильный. Но ты не умеешь пользоваться своей силой. Я должна тебя поучить.
– Зачем?
– Чтобы лучше любилось.
– Разве я что-нибудь не так? – пробормотал Бармокар.
– Нет, все так, – живо откликнулась Рутта. – Но ты очень сильный, понимаешь?
– Нет. – Он невольно взглянул на свои плечи – левое и правое, на туго сжатые кулаки.
Рутта залилась переливчатым смехом. О боги, как красиво она смеялась: и зубки белые – напоказ, и шея тонкая – напоказ, и веселый смех – для услаждения слуха.
– Не туда смотришь, – проговорила она, заливаясь хохотом.
Он непонимающе уставился на нее.
– Ну, где у мужчины сила?
Он выставил кулаки.
А она все хохотала. Ей доставляло удовольствие смущать его.
– Я научу, как надо любить. По-настоящему. И про силу расскажу такое, что от тех слов поумнеешь и своих любовниц будешь с ума сводить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57