Рим обречен – это несомненно. Надо, чтобы эти, сидящие перед ним, чувствовали это же всем сердцем, всей душой. Малейшее сомнение равносильно поражению в битве…
Члены карфагенского Совета могут быть довольны: из рук Ганнибала они получили немалую военную добычу. Однако ждать от них настоящей помощи – бесполезно. Надо рассчитывать на себя, и только на себя. Конечно, Ганнон и его прихлебатели ждут не дождутся дурных вестей от Ганнибала. Это был бы для них настоящий праздник. Вот бы они ликовали! Но Ганнибал не доставит им такой радости. Скорее подохнут Ганнон и его приспешники, чем узнают о неудаче Ганнибала. Да и можно ли сейчас не только говорить, но даже думать о какой-либо неудаче? Разве поход через Галлию, через покоренный Сагунт не победа? Разве переход через Родан не победа? Разве покорение Альп не победа? А битва при Тицине и завоевание всей Цизальпинской Галлии не победа? Имея все это, можно ли даже на мгновение сомневаться в чем-либо? Нет, разумеется! Чего же, в таком случае, Махарбал нос повесил? Мало ему всего этого?.. И чего ерзает на скамье этот Магон? Ему тоже мало всего этого? Им нужен Рим? Получат и Рим! Никуда он не денется!..
– Итак, – говорит Ганнибал, продолжая вышагивать. Руки заложены за спину, глядит себе под ноги. Ступает твердо, в одном и том же ритме, как римский воин в походе. И долго, долго молчит…
– Ждем твоего слова, – говорит ливиец Матос. Голос у него звонкий, не скажешь, что в летах.
– Моего? – удивляется Ганнибал.
– Разумеется! – Матос вскидывает руки. – Видит небо: мы победители! Твоя голова, Ганнибал, привела к победе. Тебе же и первое слово. А кому еще?
– Скажу, – говорит Ганнибал. И улыбается. Уголками губ. Чуть-чуть, слегка прищурив глаза.
– Ему есть что сказать, – обращается Матос к своим соратникам. – Ганнибал, уши наши прочищены, ждем твоего слова.
Магон подумал, что Ганнибал изменился. Внешне он так же статен и крепок, как и прежде. Но что это в глазах его, в уголках губ? Усталость? Возмужание? Морщинки мудрости? Печать заботы? Или – не приведите боги! – неуверенность в будущем? Нет, нет, это тот же Ганнибал, тот же – решительный, находчивый, хитрый, мудрый. И все же не тот… Хорошо, если все это только от усталости и пережитого…
Ганнибал начал медленно, процеживая слова:
– Первое. Главное. Возношу хвалу богам, что вижу вас здоровыми, полными сил и по-мужски красивыми. – Ганнибал двигался вдоль зала, продолжая глядеть себе под ноги, изредка озираясь по сторонам. – Второе. Очень важное. Мы идем к своей цели – неуклонно, неудержимо. Это я обещал. И я сдержал слово. Так мне кажется. – Он остановился, подкинул кверху могучие ладони. – И это все благодаря вам, вашей помощи, вашему ратному труду и великому радению! – Ганнибал вдруг упал на колени, прижался лбом к холодному каменному полу. – Я низко кланяюсь вам и говорю вам, о други: спасибо! – И тут же вскочил на ноги и быстро-быстро зашагал по залу, как зверь в клетке.
Военачальники переглянулись: что это с ним? Неужели он перенял галльские благодарственные обычаи? Пожалуй, не столько галльские, сколько германские… Но как бы там ни было, все были растроганы бурным всплеском чувств непобедимого Ганнибала.
– Ты – велик! – выкрикнул Наравас.
Но Ганнибал, казалось, не расслышал этого. Он упорно глядел себе под ноги, будто кто-то подбросил ему скользкую тыквенную корку.
– Мы все в одной колеснице… – продолжал Ганнибал. – Нет, нас не везут. – Он остановился. – Мы впряжены в нее. Вместо коней. Вам это должно быть ясно. Колесница небольшая. – Ганнибал попытался с помощью ладоней определить ее размеры: два локтя, три локтя, еще локоть и еще… Хитровато улыбнулся, будто радуясь тому, что ловко надул своих друзей. – А называется колесница просто: Карфаген.
Военачальники разом вздохнули: то ли от неожиданности, то ли оценив смешливую выходку командующего. Ничего себе колесничка – Карфаген!
Однако Ганнибалу не до шуток. Он нахмурил брови:
– Каждому следует высказаться, как жить дальше. – И снова зашагал по залу.
Магон подтолкнул Нараваса. Нумидиец откашлялся. Подумал, подумал – дольше, чем перед конной атакой, – и сказал:
– Альпы покорены. Это больше чем полдела. За Македонцем такого не числится. Слишком велик подвиг. Римляне-дурни не думали не гадали, а Ганнибал тут как тут. И вот – Цизальпинская Галлия у нас за пазухой. И мы под носом у римлян…
– Нет!
Все повернули головы. Как по команде. «Нет» произнес сам полководец. И стал вроде тучи: угрюмый, мрачный, другой совсем, незнакомый.
– Нет! – снова отрезал он.
Наравас удивился:
– То есть как это «нет»?
– Очень просто: победа при Тицине не есть полная победа. Мы всегда должны отдавать себе отчет и точно оценивать победы. Верно, Наравас, мы взяли верх. Мы, которые спустились со снежных гор, мы – усталые, голодные, холодные. Едва придя в себя – победили. Это так! Но это не та победа, которую я хотел. Сципион, говорят, ранен. Что с того? Он в наших руках? Нет. Его утащили, он жив. А его войско? Разгромлено? Да. Но не полностью. Пехота римская спасена. Спа-се-на! И это очень плохо. Я, кажется, выражаюсь ясно. А теперь слушайте внимательно: я жду совета. Как быть дальше?
И вдруг Ганнибал куда-то заторопился, чуть не забегал, но тут же опомнился, вошел в прежний ритм. Воины принесли вина и горячего хлеба с сыром. Разнесли по залу. Ганнибал отказался и от питья, и от еды.
– Воды! – приказал он. – Похолоднее!
Ему хотелось остудить себя.
Наравас отпил глоток вина и продолжил свою мысль:
– А я все-таки полагаю так: Цизальпинская Галлия очищена от римлян. Нужно уточнение? Почти очищена. Если спросите, то скажу вам так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57