– Не трогали, значит… Посмотрите сюда. Видите? Кто-то промел дорожку до самой двери.
Он отшвырнул дворецкого в сторону и тяжелым шагом пошел вперед. Возле двери он отдал свечу Шортеру и взял отвертку.
– Глазом моргнуть не успеете, как я их вытащу. – Он начал нагибаться, но на полпути остановился и с торжественно-мрачным видом посмотрел вверх. Затем сказал: – Видите ли, люди здесь действительно умирали.
Терлейн оглянулся на Г. М. После того как Мантлинг с пронзительным скрежетом вывинтил шуруп, единственным звуком, раздававшимся в коридоре, был повторяющийся скрип. Пять свечей горели ярко, хотя в духоте они должны были едва теплиться. Наверное, воздух в коридоре был относительно свежим. Глядя на неровную дорожку, прометенную к дверям в столовую, Терлейн вспомнил о вмонтированном в потолок крюке. Мантлинг говорил о нем: в столовой висела клетка с попугаем. Терлейну представилось, как птица бьется о прутья клетки и скрежещет: «А вот и ты…» Что-то упало на пол к ногам Терлейна, и Мантлинг выругался.
– Шуруп сломался. Примерно на половине длины, – сухо объяснил он. – Я еще подумал, что он слишком легко идет. Надеюсь, сломанный конец полностью сидит в косяке. Иначе…
Г. М. очень тихо сказал:
– Сынок, на твоем месте я не стал бы возиться с шурупами. Держу пари, они все фальшивые. Доставайте ключ, посмотрим, откроется ли дверь. Если замок смазан…
– Еще бы не смазан, – проворчал сэр Джордж, – он просто залит маслом. Я уже манжету испачкал. Видите? Давайте ключ.
Мантлинг что-то промычал, как пьяный. Но дверь открылась. Ключ с легким щелчком повернулся в замке, и дверь открылась будто сама по себе. Пламя свечей осветило часть комнаты. Блеск позолоты на мебели, пыльные гардины…
Терлейн застыл на пороге, и свеча в его руке задрожала.
Глава 4
КАРТА СМЕРТИ
Огоньки свечей в подсвечниках давно утонули в наплывшем воске, а скатерть приобрела помятый вид, свидетельствующий о множестве побывавших на ней блюд, когда Мантлинг встал со своего места во главе стола.
– Ну что, займемся делом, наконец? – сказал он. – Шортер! Мы не собираемся больше откладывать. Принесите, пожалуйста, кофе. И карты. Проследите, чтобы колода была новая.
За столом воцарилась тишина. Казалось, можно было уловить эхо голосов, звучавших всего мгновение назад. Даже Равель, громогласно рассказывавший какой-то анекдот, замолчал, будто его опустили в воду. Терлейн огляделся. Сам он сидел справа от Мантлинга. Напротив него, слева от Мантлинга, помещался Г. М. Рядом с Г. М. сидел Ральф Бендер. Он молчал и, видимо, по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Он ничего не ел, кроме супа, и выпил всего один стаканчик вина. Но его молчаливость более чем скрадывалась оживленностью Мартина Лонгваля Равеля, занимавшего следующий стул. Несмотря на то что он не очень много пил, вино, похоже, сильно на него действовало – как бы то ни было, его от природы нетрезвое лицо теперь приобрело еще более насыщенный цвет. Следующим сидел сэр Джордж Анструзер. Ему приходилось слушать анекдоты, которыми сыпал Равель. Сэр Джордж часто поглядывал на Терлейна и Г. М. Изабелла Бриксгем сидела на другом конце стола, напротив Мантлинга. Слева от нее сидел Гай. Терлейн не мог видеть его из-за Роберта Карстерса, широко расположившегося между ними.
Терлейну Карстерс нравился. Судя по описанию Мантлинга, он решил, что Карстерс по крайней мере одного возраста с лордом, если не старше. А Карстерс оказался худощавым молодым человеком с красноватым лицом, каштановыми усами щеточкой. Держался он непринужденно. Его увлекали все виды спорта, при занятиях которыми можно было свернуть себе шею. Но он отнюдь не был образцом Молчаливого Английского Спортсмена. В первые пятнадцать минут разговора он не просто рассказал большую часть истории своей жизни; он сопровождал рассказы о своих приключениях поистине актерской мимикой и жестикуляцией. Из всего, что попало под руку, он построил на столе трассу для автомобильных гонок и яростно, с грохотом и звоном протащил по ней солонку, которая изображала его машину, показав, как ее развернуло на скорости и крутило несколько десятков футов, пока она не вылетела с трассы. Повествуя об охотничьей экспедиции, он приникал глазом к прицелу воображаемого ружья и с победным видом отдувался, когда пуля попадала в цель. И как ни странно, у Терлейна сложилось впечатление, что он не из фантазеров.
Карстерс объявил себя неудачником. Он рассказал, как после Итона и Сандхерста он не без помощи отца попал в военно-воздушные силы, но ему вежливо предложили подать в отставку после того, как он безо всякой санкции совершил за счет правительства шесть парашютных прыжков; впрочем, у него был шанс исправиться и восстановить свое доброе имя, однако он ухитрился влететь на бомбардировщике стоимостью шесть тысяч фунтов прямехонько в здание офицерской столовой. Ему удалось катапультироваться, отделавшись растянутой лодыжкой. Карстерс также открыл Терлейну («разумеется, строго между нами»), что страстно и давно любит Джудит, сестру Мантлинга. Он признался ей в своих чувствах, но она интересуется только мужчинами, которые чего-нибудь добились в жизни. Он описал доктора Юджина Арнольда – «Я в жизни не видел, чтобы белый человек так плохо выглядел. А ведь ему всего тридцать шесть» – и карикатурно изобразил выражение лица последнего. И наконец, у него была собственная теория насчет «вдовьей комнаты». «Там, – сказал он, – или какой-нибудь газ, или пауки».
– Можете мне поверить, – заявил Карстерс после третьего коктейля, когда Терлейн встретил его в гостиной, – там или газ, или пауки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83