Закрома Дрейка были взломаны в двенадцать тридцать. Я проверял. Итак, – повторил Г. М., – кто входил в дом или выходил из него за указанное время? Я больше чем уверен, что это был убийца!
Мысль была свежей, настолько свежей, что Мастерс моментально забыл про девушку.
– Если бы убийца просто уничтожил коробки с уликами, я его понял бы, – заявил старший инспектор. – Но зачем ему приносить… ммм… все эти безделушки назад и рассовывать их по карманам жертв? Зачем?
Казалось, Г. М прислушивается к жужжанию невидимой мухи.
– Не знаю, сынок. Просто так вышло, и все. Иначе и быть не могло. Все найденные безделушки вещицы древние. Детали будильника заржавели, фосфор выдохся, часы давным-давно остановились. Провалиться мне на месте, уж не думаешь ли ты, будто миссис Синклер, Блайстоун или Шуман постоянно таскают при себе такие сувенирчики?
– Нет, вряд ли…
– Именно поэтому они так разволновались, когда пришли в себя и обнаружили их у себя в карманах. Блайстоун и миссис Синклер пытались выкрутиться; они сочинили сказочки, которые и ребенка бы не обманули, если, конечно, то, что ты мне пересказал, верно. Негашеную известь и фосфор используют для того, чтобы смывать краску! Это не просто ложь, это вопиющая и потрясающая наглость! Неужели она действительно думает, будто кто-нибудь ей поверит? Шуман поступил умнее. Он хотя бы признался в том, что не имеет привычки таскать с собой детали от будильника; должно быть, сказал, что кто-то подбросил их ему в карман, пока он находился без сознания.
Мастерс задумался.
– Отлично, сэр. Раз вы так считаете, – буркнул он. – Но мне все же непонятно зачем?! Зачем убийца пошел на огромный риск, вернувшись в дом? Конечно, если он хотел возложить вину на кого-то другого, так сказать, рассеять подозрение…
– Сдается мне, – заявил Г. М., – шаг неглупый. По правде говоря, я сам с ходу и не придумаю ничего лучше. А еще он набросил тень на других и заставил их молчать о некоторых вещах, по поводу которых вопиет их совесть. Но здесь кроется что-то еще, сынок. Понимаешь, о чем я?
– Прекрасно понимаю. Если подтвердятся наши подозрения, троих гостей можно исключить… ну, почти. Если бы убийцей была миссис Синклер, или сэр Деннис, или Шуман – в общем, кто-то из них, – вряд ли он или она подбросили бы такие серьезные улики наряду с другими себе в карман!
– Неужели улики настолько серьезные?
Мастерс пытливо сдвинул брови.
– Повторяю, неужели улики настолько серьезные? – спросил Г. М. – Ты пораскинь мозгами. Тебе досталось очень интересное дело, сынок; а в центре находится очень ловкий и скользкий убийца. Вспомни Исава и ничего не принимай на веру, иначе покатишься по наклонной. А пока… – Он круто повернулся всем корпусом и посмотрел на Маршу. – Почему бы не сказать нам правду?
Она подняла глаза, смерила его спокойным взглядом и тихо ответила:
– А я и говорю правду. Вчера ночью я действительно ждала на улице больше часа. Но из парадной двери никто не выходил. Понимаете, никто! Готова поклясться чем угодно. Или, если хотите, арестуйте меня.
Все смолкли. Г. М., который, казалось, собирался вспылить, загрустил и почесал нос. Мастерс не сводил с обоих подозрительного взгляда.
– Предупреждаю, мисс! – заговорил он. – Преступник просто обязан был выйти через парадную дверь. В здании имеется черный ход, но нам стало известно, что он был заперт изнутри на задвижку и на цепочку…
– А как же Фергюсон? – негромко вмешался доктор Сандерс. – Он-то выбрался и не через парадную, и не через заднюю дверь. Мы заходим в тупик, так как все версии возвращают нас к Фергюсону. Фергюсоном можно проверять любую версию, как кислотой. Но доказать ничего невозможно, пока вы его не найдете; и, если позволите высказать мое мнение, не мешало бы прежде всего разыскать его.
Мастерс, вылезший из машины, собрался уже сурово отчитать доктора, но тут вмешался Г. М.:
– Ну-ну, сынок! Не горячись. А ведь он прав. Я сам считаю своим святым долгом взять подлеца Фергюсона за шиворот. Потому что, если девица нас не обманывает, мне только что открылись весьма интересные возможности. И все-таки кое-что мы можем проверить. – Он подмигнул Марше. – Вы ведь обманули нас, сказав, что вчера ваш отец ушел из дому с четырьмя часами – будто бы он взял их с собой к Хею. Ну-ка, признавайтесь!
Марша скрестила руки на груди.
– А что будет, если я не отвечу? Вы отправите меня в тюрьму? Ну и пожалуйста! Отправляйте.
– Подумать только! – воскликнул Г. М. – В жизни не видел, чтобы такая толпа народу жаждала попасть за решетку! Да кто вас собирается арестовывать? А если честно, то сейчас нет смысла геройствовать. Я только спросил у вас…
– Нет.
– Понимаете ли, – продолжал Г. М., сдвигая цилиндр еще круче, на самые глаза, – если вы нам все расскажете, то сэкономите нам кучу времени и избавите от хлопот. Мы с Мастерсом уже знаем, что означают часы. Мы знаем, зачем вашему отцу понадобилась искусственная рука, которую он прятал у миссис Синклер. Но мы ничего не можем доказать, понимаете? Часы вашего отца – это одно. Но Мастерса интересует только убийство.
– Вы не шутите? Вы правда все знаете?
Г. М. с самым серьезным видом перекрестился. Но, если он надеялся, что его жест растопит страхи Марши или ее беспокойство, он ошибался. Девушка вышла из машины, хлопнув дверцей. Глаза у нее словно остекленели; они выдавали ее напряжение, хотя выражение лица оставалось спокойным.
– Тогда я вам вот еще что скажу, – начала она. – Если то, что вы знаете, когда-нибудь выплывет наружу… я… покончу с собой, уеду в Буэнос-Айрес или сделаю еще что-нибудь. Единственное, чего я не выношу, когда надо мной смеются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76