Человек, пораженный и испуганный, застыл на месте. Над дырой, на границе света и тени, на мгновение заплясали в солнечных лучах пылинки, но, вырвавшись в сияние дня, тотчас куда-то исчезли. Человек огляделся: никого. Только вол в изумлении косил на него глазом. Вол, солнце да белая заснеженная вершина вдалеке – больше, кажется, никто его не видел. Человек нагнулся и заглянул вниз, в круглую дыру. Там было темно и пахло сыростью.
Боясь, что в яме его подстерегает змея или еще какая-нибудь ядовитая тварь, человек медленно, с опаской потянулся к камням облицовки, выбирая который поменьше: он хотел расшатать его. Выломал одну плитку, выбрал крошку и сор. Потом заторопился, забыл о своем страхе, сложил совком руки и, погрузив их в мягкую почву, стал отбрасывать ее в сторону. Понемногу он расчистил отверстие, но при этом выгреб всю землю из-под большого камня, и тот внезапно заскользил под собственной тяжестью, покатился к отверстию, налетел с размаху на ограждение, проломил его и грохнулся в темную глубину скважины, наполнив ее гулом. Потом наступила тишина.
Все замерло в неподвижности. На этот раз даже легкая пыль не вилась над отверстием, словно стройная раззолоченная колонна пылинок растаяла по пути наверх, развалилась на части и исчезла. Теперь камень не скрывал больше устья колодца. Очевидно, он служил крышкой или, быть может, обозначал место, где прежде располагался маленький купол, защищавший колодец.
Боязливо и осторожно человек стал спускаться в колодец. Глубже, еще глубже… Когда голова его поравнялась с краем отверстия, под ногой, нащупывавшей опору, вдруг оказалась пустота. Стенки колодца отступили куда-то, и ноги свободно повисли. Человек испугался еще больше. Он хотел выбраться наверх, нога, все еще шарившая в воздухе, зацепилась за скобу, вывернула ее из стенки, и скоба рухнула вниз. По шуму падения можно было судить, что дно колодца, или как его там, совсем близко. Человек слегка подтянулся на руках, глянул вокруг: вол все так же пялил на него глаза, солнце сияло, горная вершина стояла на прежнем месте – далеко за холмами, темными с теневой стороны. Человек снова покачал ногой, ища, на что бы опереться. Нет, видно, придется прыгать. Он уже собирался соскочить вниз, когда стенка опять поползла, осыпалась, в колодце зашуршало. Руки человека ослабели, он не удержался, разжал пальцы и провалился в бездну. На самом деле яма была не такой уж глубокой, но от страха ему показалось, что он падал бесконечно долго и приземлился в самой преисподней.
Даже когда он, словно пробудившись от сна, открыл глаза, ему все еще казалось, что он во власти призрачных видений. Мир наверху был настолько светлее ямы, в которой он очутился, что сверху вообще нельзя было разглядеть, что творится внизу. А в яме, по мере того как глаз привыкал к темноте, все попадавшее в поле зрения выглядело нереальным, фантастическим. Все материальные предметы (если считать их материальными) от долгого пребывания под землей или от скудного света казались расплывчатыми, плоскими, неопределенными. Все, что там было (если признать, что оно было), располагалось по сторонам разветвленного коридора и чем дальше, тем больше теряло связь с действительностью, переходило в сон, в наваждение, в обман зрения. А еще дальше простиралась такая темнота и чернота, что глаз вообще ничего не воспринимал, не в силах свыкнуться с этой темью.
Опираясь на руки и колени, человек привстал и увидел, что справа и слева все пространство коридора заполняют ряды каких-то камней, стоящих бок о бок, но все же отдельно друг от друга, на каждом камне что-то лежало. От боли ушибов, полученных при падении, от страха перед темнотой он не решался разогнуться да так и двинулся вперед на четвереньках, точно ребенок, который только учится ходить.
На первом камне лежал рогатый медный шлем; он показался ему медным, так как совсем не заржавел, блестел даже в темноте. Шлем еле держался на краю каменной плиты. Пододвинув его, человек заметил, что в нем еще остались кости – голый пустой череп, вернее, часть черепа: спереди сохранилась лишь широкая лобная кость с желобком на месте носа, больше ничего не было. На шлеме виднелся пролом, словно от страшного удара тяжелой палицы. Человек боязливо оглядел рога шлема, потер было пальцем их заостренные концы – череп шевельнулся. В испуге он отпрянул назад. Еще на каменной плите лежало зеленое ожерелье, оправленное в бронзу. На четвереньках он пополз ко второму возвышению, потом к третьему, четвертому, пятому… На каждом камне покоился свой груз: ожерелья, серьги, перстни, венцы и шлемы, копья и дротики, щиты, кинжалы, палицы, сбруи, стрелы, кольчуги, коробочки для сурьмы, гребни, прялки, куклы, иголки, сандалии с бубенцами, шпоры, курильницы, фляги… И зеркала. Зеркала почернели, полировка на них облупилась, так что они ничего уже не отражали. Чем дальше продвигался человек, тем больше его глаза свыкались с темнотой. Зрение его становилось все острее – ведь свету-то было все меньше. Наконец он остановился. Страшно! Он оглянулся. Свет, исходивший от отверстия, казалось, побледнел. Верно, потому, что на обеих стенах коридора, по которому он распространялся, было множество углублений, ямок и впадин, выстроившихся в ряды и ловивших своими выступающими краями белый свет… Он заметил, что дышать становится труднее, как будто от недостатка света и воздуха становилось меньше.
Потом он вдруг сообразил: все эти длинные камни были надгробиями!
3
Когда он выбрался из колодца, то ощутил себя на верху блаженства. Полоска земли на холме, которую он каждый год переворачивал пласт за пластом сохой, посыпал скудным запасом зерна и потом молил о жалком урожае, внезапно стала оплотом могущества, она стала казаться ему сторожевой башней посреди земных просторов, троном его владычества, вознесшимся до небес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56