Он с возмущением сказал себе: «Ах, старый пес! Видать, седина в бороду…»
Когда паренек и ювелир достигли подножия холма, то оказались почти рядом с чайханщиком, но они так опасались далекой погони, что не заметили преследователя, находившегося вблизи. Минуту они постояли на тропке, окинули быстрым взглядом даль и оставшиеся позади холмы и, пригнувшись, словно боясь зацепить головой небесный свод, стали спускаться в ложбину. Ложок весь зарос здоровенными кустами репейника с широкими листьями, толстыми стеблями и колючими лиловыми цветами, похожими на душистые колкие точеные колотушки. Парень и ювелир, немного углубившись в заросли, остановились друг против друга, видны были только их головы, плечи и все прочее скрывалось за кустами. Чайханщик вынужден был вытянуть шею и передвинуться на другое место. Он увидел, как ювелир положил руку на плечо юноши, как бы побуждая того сесть. Чайханщик, для которого подглядывание было и привычкой, и ремеслом, еще больше вытянулся, готовый сорваться с места, кинуться к тем двоим, чтобы вынудить их дать отступного, но тут ювелир снова тронулся в путь, пошел дальше, причем один. У чайханщика от ожидания дыхание перехватило. Ювелир же добрался до устья колодца, бросил взгляд кругом, повернулся к юноше и знаками спросил: здесь? За кустами репейника чайханщику не было видно парня. Потом ювелир нагнулся. Он силился сдвинуть камень, но чайханщик, который не видел этого, сказал себе: «Это он, наверно, себя разжигает!» – и стал ждать, что будет дальше.
Тем временем из-за поворота тропы к холму вышел жандарм и внезапно увидел человека, затаившегося за кустами колючки. Разглядеть ювелира и юношу жандарму мешали даже не заросли репейника, а выступ холма, прикрывавший их; когда же он миновал его, ювелир уже опустился в колодец. Жандарм медленно отступил назад, потом тихонько согнулся, спрятался за колючим бугром, подстерегая чайханщика и нашаривая рукой свой пистолет. Пистолет был на месте.
Что же касается старосты, то он тоже приближался к тем местам. Напрямик через холм он шел к новому дому крестьянина, чтобы, традиционно исполнив ежедневный обряд выражения покорности, разжиться деньгами. Дорогой он то рвал цветы, то перебирал четки, как вдруг заметил жандарма, который, припав к земле, притаился под холмом. Староста остановился как вкопанный. Бесшумно присел, замер на месте. Потом вытянул шею, чтобы взглянуть, из-за чего жандарм сидит тут в засаде, но ничего не увидел. Он и не мог ничего видеть, так как выступ холма скрывал от него и чайханщика, и парня. А ювелир, дрожа от страха, продолжал спускаться в колодец.
Ювелир нашел веревку, к которой был привязан мешок с красным костюмом, но не решился ухватиться за нее – он боялся, а вдруг она плохо привязана или гвоздь выскочит… Он ставил ногу в небольшие выбоины в стенке колодца, осторожно нажимал, проверяя, насколько прочна опора, и, уверившись окончательно, отрывал руку от верхней ямки и упирался в другую, пониже. Затем переносил ногу ниже. Так он добрался до последней впадины. Однако сразу не осмелился спрыгнуть на дно пещеры, хотел было вернуться назад; но он устал и сгорал от любопытства. Он, правда, позвал на помощь юношу, но это ни к чему не привело, потому что тот его не услышал. В конце концов усталость взяла свое, руки старика больше не могли удерживать тяжесть его тела, она победила, и ювелир рухнул вниз. Конечно, с громким воплем.
Хотя вопль этот не заглох в колодце, а вырвался наружу и долетел до того места, где остался парень, это не имело никаких последствий, так как прелесть и спокойствие окружающего пейзажа навели наделенного чувствительной душой юношу на мысль курнуть гашиша. Он уютно устроился среди колючек, свернул сигаретку и тихонько дымил, пока его не охватило блаженство. Теперь он совершенно отключился.
Однако то, что старик ювелир больше не показывается, пробудило в чайханщике сомнения. Он говорил себе: «Как бы у него там все ни усохло, но чтоб столько времени мешкать?…» К тому же там, где оставался юноша, не видно было никакого движения. Чайханщик вынужден был встать, согнувшись, прокрасться вперед, пока он не достиг черты, откуда ему все равно ничего не было видно, но зато сам он при этом скрылся из глаз того, кто его выслеживал, – жандарма. Идти сложившись пополам было очень неудобно, в конце концов он устал, выпрямился (но все же не до конца) и зашагал снова, пока не обнаружил, что юноша сидит и спит. Чайханщик испугался: больной тот, что ли, сознания лишился? – и замер на месте. Стал оглядываться по сторонам. В результате жандарм, который тихонько вылез из-за своего колючего прикрытия и ползком пробирался вперед, чтобы снова отыскать чайханщика, опять бросился в кусты – на этот раз в те, где несколько минут назад укрывался чайханщик. Теперь жандарм приметил, что чайханщик углубился в заросли репейника. Он следил взглядом за мелькавшей между крупных цветочных головок фигурой, но сам он теперь скрылся из поля зрения старосты. Старосту очень удивил вид ползущего на четвереньках жандарма: куда это он, зачем, что тут происходит? Он немного помедлил. Но сообразил, что отсутствие информации ничего хорошего ему не сулит, так он ничего не выиграет. Волей-неволей, обмотав четки вокруг запястья и стараясь, чтобы камешки у него из-под ног не посыпались вниз по склону, староста бесшумно стал спускаться, забирая вправо, туда, куда скрылся жандарм. Он нашел его опять сидящим в засаде за кустом, теперь уже за другим. Пробормотав: «Нет Бога, кроме Аллаха» – и подкрутив усы, староста и сам тихонько опустился на землю. Теперь он оказался за тем самым кустом, который минутой раньше служил убежищем жандарму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56