С наступлением зимы солдаты потребовали возвращения домой, а флот оказался на грани мятежа. В самой Англии повсюду раздавались жалобы, а парламент неохотно соглашался на выделение новых средств. Король, как и его армия, жил в бараке и ни разу не пересек пролив, чтобы побывать в своем королевстве. Макиавелли принадлежит глубокое замечание о том, что каждая крепость должна иметь запасов на год, и эта мера предосторожности оправдала себя почти в 100 процентах случаев.
Кроме того, едва началась осада, как король Шотландии Давид, выполняя свои союзнические обязательства по отношению к Франции, повел армию на юг, через границу. Но эта опасность была предусмотрена заранее, и у Невилл Кросс, к западу от города Дарема, англичане победили противника в упорном сражении. Сам шотландский король попал в плен и был заключен в Тауэр. Там он и оставался, как мы уже знаем, в течение десяти лет, пока не был освобожден по Бервикскому договору за крупный выкуп. Эта решающая победа на несколько десятилетий отстранила шотландскую опасность, но союз с Францией еще не раз – не только до, но и после Флоддена – оборачивался бедой для небольшого и храброго народа.
Кале продержался 11 месяцев, но это его не спасло. В конце концов голод не оставил осажденным никакого выбора. Они взмолились о мире. Король к тому времени был так раздражен и зол, что, когда по его требованию шесть благороднейших горожан предстали перед ним в рубашках, босиком, истощенные, он высказался за то, чтобы отрубить им головы. Предупреждения советников, внушавших Эдуарду, что такое жестокое деяние повредит его славе, не поколебали его упрямства. Лишь беременной королеве Филиппе, последовавшей за ним на войну, удалось, пав в ноги королю и умоляя о справедливости, заставить его смягчиться. Этим она добилась от Эдуарда неожиданной милости. Шестеро горожан Кале, готовых принести себя в жертву ради спасения сограждан, были пощажены и даже удостоились доброго отношения. Таким образом, Кале стал единственной наградой за все усилия Англии в ее войне с Францией. Но блестящая победа при Креси оставалась в памяти англичан еще долго.
Глава XXII. ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ
В то время, когда все помыслы Англии занимали боевые подвиги и все силы направлялись на победу над Францией, через континент уже шел, сея смерть, другой, куда более страшный враг. Христианский мир не знал катастрофы, равной Черной смерти. До нас дошли отрывочные, не всегда точные и понятные известия о жутких событиях в Китае, о тысячах тел, которыми отмечало свой путь распространившееся оттуда проклятие. Чума явилась в Европу через Крым и за двадцать лет уничтожила по меньшей мере треть всего ее населения. Люди, обездоленные и измученные бесконечными войнами, становились легкой добычей болезни. Сохранившиеся в Англии записи того времени говорят больше своим молчанием, чем шокирующими цифрами, встречающимися нам там, где сохранились какие-либо свидетельства. Мы читаем о судебных тяжбах, так и не доведенных до конца из-за смерти представителей обеих сторон; о монастырях, половина обитателей которых испустила дух; о епархиях, где оставшееся духовенство с трудом исполняло последний долг перед своей паствой и братьями; о гильдии Золотых дел мастеров, где за год сменилось четыре старшины. Это достаточно подробные свидетельства. Но еще более убедителен тот зияющий пустотой провал, который обнаруживается во всех местных анналах нации. Целое поколение исчезло в этой страшной пропасти.
Характер эпидемии был ужасен. Болезнь, с ее пугающими симптомами – быстрым началом, пятнами, затвердением лимфатических узлов под мышками и в паху, опухолями, не рассасывающимися ни от каких припарок, вздутиями, облегчения от которых не приносило даже прокалывание, множеством гнойных карбункулов, отвратительных предвестников близкого конца, бредом, безумием, – сопутствующими ее апогею, на какое-то время уничтожила веру в мире. Эта беда, присоединившись к другим тяготам и жестокостям того времени, оказалась тем непосильным бременем, вынести которое было уже невозможно человеческому духу. Духовной власти церкви, пораженной наряду со всеми, была нанесена тяжелая, мучительная рана. Если миром правит Господь милосердный, то что же это за Бог? Это дерзкая, порождающая глубокие сомнения мысль посещала умы всех, кто сумел выжить. Появились таинственные, мистические секты, по улицам зачумленных городов бродили мрачные процессии флагеллантов, бичующих друг друга, а из анналов истории мы узнаем об отвратительных и чудовищных обрядах того времени. Казалось, человеческая раса захлебывается в предсмертном хрипе.
Врач у постели больного
Но наконец сила чумы стала слабеть. Случаи выздоровления участились, способность к сопротивлению окрепла. Желание жить снова восторжествовало. Кара минула, и население Европы, слишком малое для доставшегося ему наследства – того многого, что было подготовлено руками более многочисленных предшественников, – пережив беды и горести, снова с неистребимой надеждой обратилась ко дню нынешнему и завтрашнему.
Философы, пожалуй, могли бы заметить, что для того, чтобы подтолкнуть перемены, необходимость которых смутно ощущалось людьми, судьбе вовсе не обязательно было использовать эпидемию чумы. В ее распоряжении имелось более научное средство. Порох, уже применявшийся, согласно утверждениям некоторых авторитетов, Эдуардом при Креси и против Кале, в скором времени решительно утвердил себя в роли важного практического фактора в войне и в человеческих делах, основанных на войне. Если бы пушка не была изобретена, мастерство английских лучников могло бы еще более укрепить их господствующее положение на континенте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162