Четырнадцать месяцев она проявляла терпение. Как мне казалось, ее стала беспокоить ситуация, в которой она оказалась втянутой в какие-то неопределенные отношения. Дело было во мне: я очень хотел, чтобы она была рядом со мной, но все еще не был уверен, что смогу обеспечить ей безопасность. Однажды она чуть не погибла из-за меня, и мне вовсе не хотелось, чтобы она когда-нибудь еще пострадала по моей вине.
В два часа дня я отправился в Гарвард. Полуденное дежурство у Эли Уинн заканчивалось в два тридцать. Накануне я оставил ей сообщение, что подъеду к ней поговорить о Грэйс Пелтье. Вдоль красного кирпичного здания, в котором размещался ресторан, стелился плющ, верхние окна были украшены белыми лампочками. Из комнаты над рестораном раздавался звук отбиваемой чечетки: у артистов шла репетиция, и четкий ритм стэпа напоминал стрекот пишущей машинки.
Молодая женщина лет двадцати трех — двадцати четырех появилась на ступеньках здания, поправляя колечко в носу. Выкрашенные в иссиня-черный цвет волосы дополнял макияж в сине-черных тонах, а губная помада была такого яркого цвета, что могла бы останавливать машины на перекрестке. Сама девушка, очень бледная и худенькая, похоже, вовсе не питалась на работе в своем ресторане. Когда я подошел к ней, она смотрела на меня со смешанным чувством выжидательности и беспокойства.
— Эли Уинн? — уточнил я.
— Вы детектив?
— Чарли Берд Паркер, — почему-то я счел необходимым представиться полным именем, данным мне при крещении.
Она потянулась ко мне и пожала руку, но ее спина плотно прижималась к кирпичной стене здания.
— У вас имя как у джазмена?
— Типа того.
— Да, он классный. Вы его слушаете?
— Нет, я предпочитаю музыку в стиле кантри.
Она наморщила лоб.
— Наверное, ваши папа с мамой были фанатами джаза, если так вас назвали?
— Они слушали Глена Миллера и Лоренса Велка. Я думаю, они даже не знали, кто такой Чарли Паркер Птица.
— А вас называют просто Бердом?
— Иногда. Моя девушка считает, что это мило. А друзья так делают, чтобы подразнить меня или вывести из себя.
— Наверное, надоело?
— Просто привык.
Разговор о моих семейных делах, перипетиях выбора имени и прочего, казалось, немного расслабил ее, настороженность стала проходить. Она отстранилась от стены и пошла рядом со мной. Мы отправились в заведение «Бон Пэйн» на Гарвард-сквер, где она выкурила четыре сигареты и выпила две чашки эспрессо за пятнадцать минут. В ней было столько нервной энергии, что по сравнению с ней электроны выглядели чем-то застывшим.
— Вы хорошо знали Грэйс? — поинтересовался я, когда она была где-то в середине второй сигареты.
Она выпустила струю дыма:
— Да, довольно неплохо. Мы дружили.
— Ее отец сказал мне, что вы вместе жили, а когда она съехала, то иногда останавливалась у вас.
— Она обычно приезжала на выходные, чтобы посидеть в библиотеке, и я предоставила ей в распоряжение мой диван. Грэйс была веселая. Ну, она раньше была веселая.
— И когда она перестала веселиться?
Эли прикончила сигарету номер два и немедленно принялась за сигарету номер три, прикурив от спички из фирменного коробка «Графтон-паба».
— Приблизительно в то время, когда занялась своей научной работой.
— Об Арустукских баптистах?
Сигарета описала ленивую дугу.
— Что-то в этом роде. Она была просто одержима всем этим, собирала их письма и фотографии. Она ложилась на диван, заводила какую-то траурную, занудную музыку и сидела так часами, снова и снова перебирая бумажки. А можно мне еще кофе?
Я пошел за кофе, полагая, что вряд ли она удалится, пока не докурит сигарету.
— Никогда не задумывались об эффекте употребления чрезмерного количества кофеина? — спросил я, когда вернулся.
— Она подергала за колечко в носу и улыбнулась:
— Нет, надеюсь, до этого не дойдет — сначала я уморю себя никотином.
Было в Эли Уинн что-то очень милое, располагающее, несмотря на боевой раскрас в смешанном стиле индейцев сиу и привидений из шотландских готических замков. В ее глазах отражался солнечный свет, правый уголок рта был приподнят в насмешливой полуулыбке. Она была сама открытость. Сигаретный дым почти не задерживался у нее во рту, дикий макияж был положен слишком старательно, чтобы действительно отпугивать. Я так прикинул, что она вызывает у своих однокашников-парней одновременно боязнь, желание и раздражение. Эли Уинн движением пальчика могла бы заставить мир крутиться вокруг своей особы, если бы у нее было достаточно самоуверенности. Со временем она это поймет.
— Вы говорили мне о Грэйс, — напомнил я, чтобы вернуться к теме встречи, от которой не только Эли успела отклониться.
— Да, конечно. В общем, мне не так много есть что сказать. В двух словах, вся эта история с пропавшими семьями иссушала ее, вытягивала из нее соки. Только и слышалось: а вот Элизабет то, а вот Лайал это. Она стала просто как наркоманка, была одержима этой Элизабет Джессоп! Не знаю, может, она думала, что в нее вселился дух Элизабет или что-то вроде того.
— Она думала, что Элизабет умерла?
Эли кивнула.
— Она говорила почему?
— У нее просто было такое предчувствие. В любом случае, с Грэйс становилось очень тяжело общаться. Я сказала ей, что она больше не сможет останавливаться у меня, потому что, мол, жалуется моя соседка по комнате. Это было, ну, полным враньем." Это было в феврале. Она перестала появляться, и мы не много общались с того времени до...
Эли не смогла закончить фразу и сердито загасила окурок.
— Вы, скорее всего, думаете, что я просто дрянь, — проговорила она, когда растаял дымок сигареты.
— Ничего подобного я не думаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117