Когда просишь кого-нибудь сделать нечто подобное, надо знать условия.
– Я знаю условия.
– Вот как? Тогда выкладывай. Чтобы потом не было никакой путаницы. За что ты даешь мне десять тысяч?
– Я даю тебе десять тысяч, чтобы… чтобы ты прогнал Васкеса.
– Верно, – отозвался Уинстон. – Условия именно такие. Десять тысяч за то, чтобы я прогнал Васкеса. – Он что-то вытащил из кармана. – А вот и аргумент. Как ты считаешь, он послушается?
– Пистолет. – Я сжался и отпрянул к дверце.
– Вот оно как… – усмехнулся он. – Ты испугался?
– Послушай, Уинстон, я не хочу…
– Не хочешь на пушку смотреть? Вот и он не захочет. А что ты думал? Что я с ним мило потолкую?
– Понимаешь… я думал… если это вообще возможно…
– Да, – повторил он, – если это вообще возможно.
– Хорошо, – согласился я. – Хорошо.
Все это время я оперировал эвфемизмами: прогнать Васкеса, что-то предпринять, позаботиться о нем. Но порой действовать следует именно так, как предлагал Уинстон.
– Что «хорошо»?
– М-м-м?
– «Хорошо» в смысле: вот твои десять тысяч?
– Да, – сдался я.
– Вот и отлично. А то я чуть было не решил, что ты даешь мне только половину.
Я вытащил из кармана конверт и подал ему.
– Какой ты сговорчивый. Я бы согласился и на три четверти. – Уинстон пересчитал деньги и спросил: – Где?

Сошедший с рельсов. 23

Под Вестсайдской автострадой.
Шла первая неделя нового года.
Я сидел рядом с Уинстоном во взятом напрокат серебристо-голубом «сейбле». Глаза Уинстона были закрыты.
По Хадсону, пыхтя, тащился буксир. Вода была настолько черной, что казалось, реки вообще нет. Пустота, ограниченная набережными. Шел дождь со снегом; хрупкие льдинки залетали в открытое окно машины и таяли у меня на лице.
Я дрожал.
Я старался ни о чем не думать, сохранять спокойствие.
На углу на противоположной стороне улицы стояла проститутка в прозрачном красном неглиже и блестящих черных сапогах. Она была там с тех самых пор, как я сел в машину.
Я смотрел на нее и удивлялся: где же ее клиенты? Законный вопрос, поскольку времени было всего начало одиннадцатого.
Девку высадили из джипа с номерными знаками Нью-Джерси, и она ждала новую машину с той же пропиской. Но прошли десять минут, а она по-прежнему торчала на ледяном дожде и от нечего делать пялилась на «сейбл».
Проститутка замерзала и кутала в накидку из искусственного меха свою тестообразную плоть, выставленную напоказ клиентам, чтобы те яснее представляли цену.
Куда же подевались ее клиенты?
Страховщик из Тинека, брокер из Пискатауэй, водители грузовиков?
Под Вестсайдской автострадой Васкес назначил мне встречу.
– Нашел деньги? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Приходи в десять туда, где Тридцать седьмая выходит к реке.
– Хорошо.
– И никому ни слова. Понял?
– Да. – Разве только одному человеку.
– Будешь ждать меня один.
– Разумеется. – Ну, может быть, не совсем один.
«Сколько эта проститутка может там стоять?» – подумал я.
И в этот момент она тронулась с места и двинулась ко мне.
Вот уже она на середине улицы – ближе ко мне, чем от меня, – и я понял, что она не повернет. Каблуки сапог гулко стучали по асфальту – она шла прямо к «сейблу».
– Хочешь поразвлечься? – спросила она, заглянув в мое окно.
Грудь и ноги у нее покрылись гусиной кожей.
Я не хотел с ней развлекаться, хотел, чтобы она ушла.
– Нет.
– У-гу, – проговорила она. Трудно было определить, сколько ей лет. Что-нибудь между двадцатью и тридцатью пятью. – Не найдется сигаретки?
– Нет.
Но между сиденьями лежала целая пачка – сигареты Уинстона. Одна или две штуки даже высовывались из надорванной обертки.
– А это что?
– Сейчас. – Я потянулся за сигаретами и почувствовал мокроту – вся пачка была заляпана мозгами Уинстона. Я вытащил одну сигарету и подал через окно.
– Спасибо, – сказала проститутка, но я не услышал в ее голосе благодарности.
Она попросила огонька.
– У меня нет.
– А у него? – Проститутка показала на Уинстона, который так и не открыл глаз.
– Тоже нет.
– Может, он хочет поразвлечься?
– Не думаю.
– Что с ним такое? Напился?
– Да, напился. Слушай, я дал тебе сигарету, так что…
– Какой толк в сигарете, если нет огня. Что мне с ней делать?
– У нас нет огня – ясно?
Я увидел в зеркальце озерцо красного цвета посредине мостовой и услышал хруст стекла под шинами.
Полицейский патруль.
– Убирайся! – крикнул я проститутке.
– Что?
– Вали отсюда!
– Вали сам, – огрызнулась она. – Не тебе меня посылать! Понял?
– Хорошо-хорошо. – Я сменил тон на любезный в надежде, что она все-таки уйдет. – Пойми, я просто не склонен сейчас развлекаться.
Полицейский патруль был уже почти рядом с «сейблом». А проститутка, разозлившаяся невесть за что на меня, все не уходила.
– Я буду стоять там, где захочу, – заявила она.
Патруль подкатил к нам, боковое стекло опустилось.
Я ожидал, что полицейский заорет на меня, прикажет выйти из машины – может быть, не только мне, но и Уинстону. Или сам вылезет на улицу и посветит фонариком на переднее сиденье. И тогда увидит, что Уинстон сидит с закрытыми глазами, а если присмотрится, то заметит кое-что еще. Например, то, что у Уинстона не хватает половины черепа.
– Привет! – окликнул нас полицейский.
– Привет! – ответила ему проститутка, как старому знакомому.
– Как дела, Кэнди?
– А ты как думаешь?
– Отличная ночка для работы.
– Точно.
Ни к чему не обязывающий приятельский разговор.
Я сидел в машине и слушал. Но слов не разбирал. Я вспоминал.
Когда я пришел на набережную, Уинстон, как мы и договаривались, сидел во взятом напрокат голубом «сейбле». Я наблюдал за ним десять минут, пятнадцать, а потом заметил, что окно открыто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74