Чарлз думал, она в какой-то момент его остановит. Скажет: «Ну хватит» или «Неужели так нужно об этом рассказывать?» – или вообще высмеет.
Но ничего подобного. Лусинда внимательно его выслушала. А когда он закончил, сказала:
– А считается, брокерам хуже всех.
– Не знаю, почему я вам все это рассказал. Простите, – смутился Чарлз. Хотя извиняться было в принципе не за что. Ощущал ли он неловкость? Естественно. Но в то же время ощущал некое облегчение. Словно избавился от вчерашней тухлятины и снова обрел способность принимать пищу.
А Лусинда не только выслушала. Она коснулась рукой его правого плеча. Ободряюще пожала, успокаивающе потрепала, по-сестрински стиснула.
– Бедняга.
И Чарлз невольно подумал, что на некоторые клише люди с презрением смотрят исключительно из зависти. Например, «ее прикосновение пронзало, словно током». О подобном выражении скажут: «Абсолютная белиберда». Но только те, кто не может в данный момент это испытывать. Хотя таких людей подавляющее большинство. Но ее прикосновение на самом деле электризовало – тело Чарлза гудело, как высоковольтная линия, протянутая над сухой равниной Канзаса.
Поезд ворвался в тоннель под Ист-Ривер. «Тоннель любви», – подумал Чарлз и на секунду испугался, как бы не наклониться к Лусинде и не совершить глупость.
Такую, за которую его уведут с платформы Пен-стейшн в наручниках.
А затем произошло нечто неожиданное.
В вагоне стало темно, хоть выколи глаза. Свет померк моментально, как обычно, когда состав попадал под Ист-Ривер. Чарлзу показалось, что он сидит в темном кинотеатре и ждет, когда на выручку поспеет фосфоресцирующее мерцание экрана. Или что-нибудь иное. Он чувствовал в темноте ее запах. Сирень и мускус.
И вдруг ухом ощутил ее дыхание. Губы Лусинды приблизились настолько, что можно было их поцеловать. И они что-то шептали.
Свет вспыхнул и сразу погас, вагон погрузился в призрачные сумерки.
Ничто не изменилось.
Упорный извращенец напротив по-прежнему пялился на ляжки Лусинды. По другую сторону прохода дремала женщина со вздутыми от варикоза венами на икрах. Дальше сидели худощавый банкир, школьник, согнувшийся над учебником, стенографистка, бережно держащая в руках распечатку протокола судебного заседания.
Ничто не изменилось, только Лусинда смотрела вперед. Уж не собиралась ли она опять уткнуться в газету – ознакомиться с положением дел на АМЕКСе АМЕКС (American Stock Exchange) – вторая по значению (после Нью-Йоркской) фондовая биржа, крупнейший рынок иностранных ценных бумаг в США.

, свериться с индексом НАСДАК НАСДАК – индекс внебиржевого рынка. Публикуется ежедневно Национальной ассоциацией дилеров по ценным бумагам.

и заодно просмотреть зарубежные индексы и цены на муниципальные акции?
Чарлз немного подождал, не вспомнит ли она о нем, и принялся смотреть в окно. Поезд проезжал мимо огромного плаката: "Затеряйтесь на «Виргинских островах» «Виргинские острова» – национальный парк США. Занимает большую часть острова Сент-Джон и острова Хассел. Основан в 1956 г.

".
На подъезде к платформе Пен-стейшн Чарлз спросил у Лусинды, не могли бы они как-нибудь вместе пообедать.

* * *

Ты самый сексуальный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала.
Вот что Лусинда прошептала ему на ухо в тоннеле любви.

Сошедший с рельсов. 7

– Назови-ка мне семь бейсболистов, – покосился на него Уинстон, – чтобы у каждого было по сорок или больше круговых пробежек и в фамилиях по одиннадцати букв.
– Ястржемский, – не задумываясь ответил Чарлз, вспомнив звезду бостонской команды – здешнего парня, выросшего на картофельной ферме Лонг-Айленда.
– Ладно, – отозвался Уинстон и загнул палец. – Первый.
Уинстон Бойко служил в почтовой экспедиции. Он был бейсбольным фанатом и хорошим рассказчиком.
И захаживал в кабинет Чарлза с тех пор, как впервые увидел его в выцветшей рубашке клуба «Янки».
– Вы что-нибудь хотите? – спросил его тогда Чарлз.
– Да, – ответил Уинстон. – Не могли бы вы подсказать первоначальный состав «Янки», сезон семьдесят восьмого года?
Чарлз вспомнил всех, кроме первого полевого игрока Джима Спенсера. И с этого началась их дружба. Или что-то вроде того.
Чарлз не знал, где живет Уинстон, есть ли у него жена или девушка. Их приятельские отношения основывались на трепе о бейсболе – по десять минут в день, когда Уинстон приносил почту: раз утром, раз вечером.
Сейчас было утро. Уинстон довольно скалился, потому что Чарлз не мог назвать никого, кроме Яза.
Киллбру. Пардон, это семь букв.
Петрочелли. Мысль хорошая, но букв-то десять.
– Может, дашь мне время до вечера?
– Чтобы ты пересмотрел составы, а потом притворился, будто вспомнил?
– Да.
– Ну хорошо. Давай.
Уинстон не был похож на обычного почтальона. Во-первых, он был белым. Во-вторых, достаточно сообразительным, чтобы самому писать тексты. Чарлз не раз задумывался, почему он всего-навсего разносит чужие бумажки. Но никогда не спрашивал. Они были не настолько близки.
Уинстон посмотрел на него с озабоченностью:
– Шеф, ты в порядке?
– В порядке, – отозвался Чарлз, хотя ничего подобного не чувствовал. Он получил от изменщика-босса заказ на рекламу болеутоляющих средств с припиской в конце страницы: «До лучших времен». Только когда наступят эти времена?
И теперь он сидел и думал о грядущем обеде. И о той, с кем он будет обедать. О женщине с лучистыми глазами.
Я никогда не обманывал Диану, думал Чарлз.
Ни разу.
Не то чтобы он время от времени не испытывал такого желания. Мучительно испытывал – симптомы иногда напоминали тревожные признаки сердечного приступа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74