Пальцы Гристы потянулись к его горлу… но пальцев не было — только окровавленная повязка.— Ты был несравненным воином, — сказал Кровавый король. — Я воздаю тебе честь!— Ты отрубил мне руку!— Твоя кисть висела на одном сухожилии. Ее нельзя было спасти.Гриста понудил себя встать, зашатался, потом поглядел вокруг. Поле усеивали трупы, и между ними бродили сакские женщины, разыскивая тела любимых и близких.— Зачем ты меня пощадил? — крикнул Гриста, оборачиваясь к королю.Но тот лишь улыбнулся и, окруженный своими телохранителями, направился к алому шатру за полем у журчащего ручья.— Зачем? — взревел Гриста, падая на колени.— Думаю, он и сам все знает, — произнес чей-то голос, и Гриста поднял глаза.Перед ним, опираясь на покрытый искусной резьбой костыль, стоял британец средних лет с клочковатой светлой бородой, серебрящейся сединой. Гриста заметил, что левая нога у него была искривленной, с вывернутой стопой. Он протянул Гристе руку, но сакс словно не заметил ее и поднялся на ноги сам.— Он иногда следует своим предчувствиям, — мягко сказал хромой. В его почти бесцветных глазах не было и тени обиды.— Ты из племен? — спросил Гриста.— Бригант.— Так почему ты служишь римлянину?— Потому что эта земля — его и он — эта земля.Меня зовут Прасамаккус.— Так, значит, я жив из-за каприза короля.— Да. Я был с ним, когда ты ринулся на стену щитов. Безрассудный поступок.— Я безрассудный человек. И что он намерен сделать с нами теперь? Продать в рабство?— По-моему, он намерен оставить вас жить в мире.— Почему он совершает такую глупость?Прасамаккус прохромал к валуну и сел на него.— Меня брыкнула лошадь, — сказал он, — а нога у меня и до того сильной не была. Как твоя рука?— Горит огнем, — сказал Гриста, садясь рядом с бригантом и глядя на женщин, которые все еще бродили по полю битвы под карканье кружащих над ним голодных ворон.— Он говорит, что и вы тоже — эта земля, — сказал Прасамаккус. — Он процарствовал десять лет. Он видит, как саксы, и юты, и англы, и готы рождаются на этом Острове Туманов. Они уже больше не вторгнувшиеся на него враги.— Неужели он думает, что мы приплыли сюда прислуживать римскому королю?— Он знает, зачем вы приплыли — грабить, убивать, сразу разбогатеть. Но вы остались обрабатывать поля.Что ты чувствуешь к этой земле?— Я родился не здесь, Прасамаккус.Бригант улыбнулся и протянул ему левую руку. Гриста посмотрел на нее, потом взял в свою и пожал пожатием воина — запястье к запястью.— Думается, это хорошее первое применение для твоей левой руки.— Она научится и владеть мечом. Меня зовут Гриста.— Я тебя уже видел. Ты сражался в великой битве под Эборакумом в тот день, когда король вернулся домой.Гриста кивнул:— У тебя хороший глаз, а память еще лучше. Это был День Двух Солнц. Такого я больше никогда не видел, да и не хочу увидеть. В тот день мы сражались бок о бок с бригантами и их трусливым королем Элдаредом. Ты был с ним?— Нет. Я стоял под двумя солнцами вместе с Утером и Девятым легионом.— День Кровавого короля. С тех пор все шло плохо. Почему его нельзя победить? Каким образом он всегда знает, где нанести удар?— Он — эта земля, а земля знает.Гриста ничего не сказал. Он не ждал, чтобы бригант выдал ему тайну своего короля.От семи тысяч сакских воинов, которые ринулись в сечу, остались какие-то одиннадцать сотен. От них Утер потребовал, чтобы они преклонили колени и поклялись Кровавой Клятвой никогда больше не восставать на него.А взамен земля останется их землей, как и раньше, но теперь по закону, а не как добыча завоевателей. И еще он оставил им их собственного короля Вульфира — сына Орсы, сына Хенгиста. Это был смелый ход. Гриста встал на колени вместе с другими в свете утренней зари перед шатром короля и смотрел на Утера рядом с мальчиком, с Вульфиром.Саксы улыбались, хотя и были побеждены: ведь на колени-то они встали не перед победителем, а перед своим верховным вождем.И Кровавый король прекрасно это знал.— Я даю вам слово, что наша дружба крепка, как этот меч, — сказал он, высоко подняв Меч Кунобелина, и в лучах восходящего солнца клинок вспыхнул пламенем. — Но дружба имеет свою цену. Этот меч не потерпит других мечей в руках саксов. — Среди коленопреклоненных прокатился гневный ропот. — Будьте верны своему слову, и это, возможно, изменится, — продолжал король. — Но если вы его не сдержите, я вернусь, и от Андериды до Венты в живых не останется ни один мужчина, ни одна женщина, ни единый плачущий младенец. Выбор за вами.Через два часа король удалился со всем войском, и растерянные саксы собрали Совет Вотана. Вульфир в свои двенадцать лет голоса в Совете не имел, и Колдера избрали майордомом, чтобы он помогал ему править.Остаток дня ушел на выборы в Совет. Из прежних восемнадцати его членов уцелело лишь двое, но к ночи положенное число их было восстановлено.Через два часа после восхода солнца Восемнадцать собрались для важных решений. Некоторые хотели отправиться на восток под руку Драды, сына Хенгиста, — как-никак он же дядя Вульфира и кровный родич. Другие предлагали повременить, пока не удастся собрать, новое войско. А еще некоторые настаивали на том, чтобы послать за помощью через пролив: меровейские войны сгоняли многих молодых мужчин с насиженных мест, и им оставалось только браться за оружие.Два события придали делу совсем иной оборот. В полдень прибыла повозка с золотом и серебром, дарами короля, чтобы ими распорядились, «как сочтет нужным Совет». Дары эти сами по себе означали, что можно купить съестных припасов, чтобы выдержать наступающую суровую зиму, и одеяла и всякие припасы у меровеев в Галлии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12