Ее вопрос настиг его в тот самый момент, когда он садился, и все же он не ожидал подобного и от неожиданности прямо-таки рухнул на матрац.
– Вам? – спросил удивленно.
– Ага! Нет, разумеется? – констатировала она, и складочки в уголках губ застыли в напряжении. – Хорошо, а что вы думаете о дневнике? Если верить написанному, выходит, что мы супруги.
– Но я уже женат, я сказал вам!
– Ха! Вы же были разведены?
Слова ее окончательно смутили его, но его вдвойне смущало и удивляло то, что студентка все больше становится похожей на женщину с портрета. Но ведь человек никогда не бывает на портрете таким, как в жизни, в нем всегда присутствует и сам художник, изобразивший его. Но разглядеть студентку внимательно он не мог, поскольку она все время таращилась на него.
– Сейчас я и сам не знаю, что у меня и как. Но наверное, буду разводиться.
– Ради меня? – воскликнула она, а затем поспешила возразить самой себе: – Нет, вы никогда не оставите одну женщину ради другой. Вы можете сделать это только ради себя.
– Вы уже так хорошо меня знаете? – Он засмеялся неестественным смехом, поскольку почувствовал, что разоблачен.
В самом деле, он собирался разойтись с женой из-за ее капризов, а не из-за другой женщины. Она отнимала у него время, отвлекая от работы над докторской диссертацией. А еще он собирался разводиться с ней потому, что уже через месяц после свадьбы она превратилась в совершенно другого человека – капризного и вздорного. Он все еще любил ее в своих воспоминаниях как невесту, и эти воспоминания, видимо, все же несколько идеализированные, постоянно подчеркивая разницу между ею прежней и настоящей, отдаляли его от нее, порой мешали делить супружеское ложе. Да, воспоминания способны не только объединять, но и разлучать. Как и теперь. Спросил эту девушку об ее воспоминаниях, а когда оказалось, что у них действительно есть общие воспоминания, стало еще труднее приблизиться друг к другу. Портреты – оба – вставали между ними непреодолимой стеной.
– Говорят, люди познаются в беде, – ответила ему студентка. – Печально, что мы не можем любить друг друга, профессор! Или вы опять, что ли, не понимаете? Не печально даже, страшно! Особенно сейчас.
Он понял сказанное ею только как ее собственное мнение, и это даже обрадовало его:
– Вот, значит, и вы не можете! – сказал он и, воспользовавшись тем, что она смотрела в сторону, заглянул ей в лицо и… увидел женщину из своих воспоминаний, а не первокурсницу.
– Ведь это страшно! – повторила женщина из его воспоминаний. – У меня такое чувство, что я любила вас очень и по-настоящему, а теперь вы точно так же далеки от меня, как и этот кинооператор, которого я вообще не любила.
– Какой кинооператор?
– Разве я не говорила вам? Ну, это не имеет значения! – Вероятно, она тотчас же догадалась, что снова задела его самолюбие, поэтому поспешила уточнить: – Он давно для меня не существует. А вы сидите тут и вынуждаете меня задаваться вопросом, могу ли я любить вас или нет.
Несмотря на прозвучавшую в голосе девушки насмешку, в его груди все же зашевелилась надежда. Он подумал, что, наверное, забавно было бы потискать такую вот феминисточку.
– И каков ваш ответ? – спросил он.
– Нет ответа, – улыбнулась она. – Или пока еще нет… Но, послушайте, вы сами недавно сказали, что надо согласиться с тем, что время возвращает нас в прошлое. Значит, надо принять как должное и наш брачный договор. А что получается? Что вы будете сейчас разводиться со мной, а не со своей женой. Ситуация забавная, не правда ли?
– Когда нарушается причинно-следственная связь…
Она поспешно оборвала его, очевидно, ее вообще не интересовала причинно-следственная связь, и сказала:
– Давайте запишем в дневнике, что мы разошлись.
– Вас что, именно это больше всего и пугает? Какая-то нелепая шутка!
– Не шутка, профессор! – зло крикнула она, вскочив с шезлонга. – Вы не способны на такие шутки. Представьте себе, что неожиданно все вернется обратно и мы окажемся и вправду женатыми.
Ему показалось, что он уже овладел ситуацией, поэтому он небрежно бросил:
– Подумаешь! Разведемся.
– А если к тому времени я полюблю вас?
– Эй, да вы заваливаете меня гипотезами, которые еще невероятнее, чем все окружающее!
Она поняла, что становится смешной, и попробовала найти защиту в новом нападении:
– А почему вы не делаете никаких попыток, чтобы разобраться во всем этом? Что вы за физик такой?
– Бесполезно.
– Как бесполезно? Разве вы не помните, что сказал ваш коллега Эйнштейн? Самое большое счастье, которое мы можем пережить, это тайны природы…
– Откуда вы это знаете? – нетерпеливо оборвал он ее.
– Читала где-то.
– Вспомните, это очень важно!
– Куда важнее, дорогой профессор, чтобы вы осознали наконец, что вы ученый, ясно? – заявила она, вскакивая с шезлонга. – Так что расскажите мне о файн… о фридмонах. Но только в каюте, этот свет начинает сводить меня сума.
Он опустил наружные щитки иллюминаторов, и каюта встретила их сумраком – освежающим и прохладным. Он готов был рассказать ей все о фридмонах, лишь бы отвлечь ее от предыдущей темы разговора. Ибо любовь относилась к разряду тех явлений, что так и остаются неразгаданными, какие бы прекрасные теории о них ни сочиняли.
В сущности, гипотеза о фридмонах пассивно наличествовала в запасе знаний, когда-то уложившихся в его голове, но не принимала до сих пор активного участия в его размышлениях. Он считал ее слишком произвольно пристегнутой к некоторым статистического характера интерпретациям законов квантовой механики и теории относительности. И все же он знакомил с нею своих студентов как с курьезным примером того, как современная космология позволяет и даже обязывает мыслить парадоксально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69