Но факт-то оставался фактом: у коровы была самая обычная копытная гниль, пока не вмешался Джеймс Хэрриот, дипломированный ветеринар. И теперь у нее флебит яремной вены.
Утром Хелен только-только посадила меня завтракать, как затрезвонил телефон. Звонил Роберт Максвелл.
– Корова-то сдохла, – сказал он.
Я тупо уставился в стену перед собой и только через несколько секунд сумел выдавить хриплое:
– Сдохла?
– Угу. Утром вхожу в стойло, а она лежит. Словно ее громом пришибло.
– Мистер Максвелл… я… э… – Мне пришлось откашляться. – Я очень сожалею. Ничего подобного я не ожидал.
– Ну, а причина в чем? – Голос фермера был спокойно деловитым.
– Объяснение есть только одно, – ответил я. – Эмболия.
– А это что?
– Значит, от тромба отделился кусок, и кровь его унесла. Когда такой комочек попадает в сердце, обычно наступает смерть.
– А-а! Вроде бы похоже.
Я сглотнул.
– Мистер Максвелл, мне хотелось бы еще раз сказать, что я очень сожалею…
– Да что там… – Небольшая пауза. – В хозяйстве и не такое случается. Я же просто хотел вас предупредить. Доброго вам утра.
Я повесил трубку. В горле у меня поднялся комок, и, вернувшись к столу, я молча уставился в тарелку.
– Джим, что же ты не ешь? – спросила Хелен.
Я грустно поглядел на ломоть домашней ветчины.
– Прости Хелен. Не могу. У меня кусок в горло нейдет.
– Это что-то новое! – Моя жена улыбнулась и придвинула тарелку поближе ко мне. – Я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь свою работу. Но прежде аппетита она тебе не портила.
Я тоскливо пожал плечами.
– Но я же никогда раньше коровы не убивал.
Правда, полной уверенности у меня не было – и сейчас нет, – но мысль эта терзала меня еще очень долго. В принципе я стараюсь следовать наполеоновской рекомендации – «сбрасывайте с себя тревоги вместе с одеждой», и с бессонницей не знаком, однако еще много ночей меня преследовали набухшие яремные вены с плывущими в крови тромбами, и я просыпался в холодном поту.
И еще меня продолжал ставить в тупик мой последний телефонный разговор с Робертом Максвеллом. Почти любого человека такая потеря привела бы в ярость, и Роберт Максвелл имел вполне законное право отделать меня на все корки. Но он не только не был со мной груб, но даже ни в чем меня не упрекнул.
Разумеется, оставалась возможность, что он намерен предъявить мне иск. Он был приятным человеком, но все-таки понес большие убытки, и даже заурядный адвокат сумел бы убедительно доказать, что я обязан нести финансовую ответственность.
Однако письма со штемпелем юридической конторы я так и не получил. Почти на месяц Максвелл вообще исчез с моего горизонта, и я, привыкнув регулярно посещать его ферму, пришел к выводу, что он сменил ветеринара. Значит, по моей вине мы лишились хорошего клиента. Мысль тоже малоутешительная.
Затем в один прекрасный день зазвонил телефон, и Роберт Максвелл сказал все тем же спокойным тоном:
– Приехали бы вы, мистер Хэрриот, посмотреть одну мою корову. Что-то с ней неладно.
У меня от облегчения даже ноги подкосились. Ни слова о прошлом, а обращение за помощью, словно ничего не произошло. В йоркширских холмах немало найдется фермеров с чутким сердцем. Максвелл был одним из них. Во мне вспыхнуло горячее желание выразить ему свою признательность делом.
Вот если бы я сумел вылечить серьезно заболевшее животное быстро, а главное эффектно? На этой ферме мне предстояло наверстывать и наверстывать.
Роберт Максвелл встретил меня с обычной мягкой вежливостью.
– Хороший дождичек вчера выпал, мистер Хэрриот, а то трава совсем уж жухнуть стала.
Словно и не было моего последнего трагического визита.
Корова оказалась крупной, фризской породы, и при первом же взгляде на нее все мои надежды на эффектное исцеление в миг улетучились. Отощалая, с выгнутой спиной, она тупо смотрела на перегородку. До чего же мне бывает страшно, когда корова вперяется глазами в перегородку! Она словно не заметила нашего приближения, и я тут же поставил предварительный диагноз: травматический ретикулит. Проглотила проволоку. Придется ее оперировать, а после моего недавнего подвига в этом коровнике такая возможность меня отнюдь не вдохновляла.
Однако, когда я начал осмотр, привычная картина никак не складывалась. Рубец работал нормально – в моем стетоскопе слышались чавкающие звуки и бульканье, когда же я ущипнул ее за холку, она не закряхтела, а только слегка покосилась на меня, и снова уставилась на перегородку.
– Худая она что-то, – сказал я.
– Оно так, – Роберт Максвелл хмуро смотрел на корову, засунув руки в глубь карманов. – А почему, ума не приложу. Корм получает самый отборный, а тут вдруг за последние дни начала худеть.
Пульс, дыхание, температура нормальные. Да, есть над чем поломать голову.
– Сперва я подумал, что у нее колика, продолжал фермер. – Все норовила брыкнуть себя в живот.
– Брыкнуть в живот? – Что-то зашевелилось в глубине моей памяти. Это же один из симптомов нефрита! И, словно в подтверждение моей догадки, корова задрала хвост и выпустила в сток струю кровавой мочи. Я поглядел на лужу позади нее. В крови плавали хлопья гноя, и, хотя мне стало ясно, что с ней, меня это не утешило.
Я повернулся к фермеру.
– У нее с почками непорядок, мистер Максвелл.
– С почками? А в чем дело?
– Они воспалены. В них проникла какая-то инфекция. Называется эта болезнь пиелонефрит. Возможно, задет и мочевой пузырь.
Фермер пожевал губами.
– А это серьезно?
Ах, как мне хотелось ответить ему весело – именно ему! Но вероятность смертельного исхода была более чем велика. Просто рок какой-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110