Мне было известно, что обитает он по-прежнему за городом и владеет кое-какой живностью, в частности лошадьми. Но все это приносило ему деньги. Деньги были главной его страстью. А какую прибыль можно извлечь из кошек?
Далее, с недоумением размышлял я, подъезжая к его конторе, если человек обзаводится котом просто так, следовательно, у него есть в душе какой-то теплый уголок, какая-то способность к сочувствию, а уж это абсолютно не вязалось с натурой Уолта Барнетта.
Я пробрался через заваленный всяким утилем двор к деревянному строению в его дальнем углу, откуда Барнетт управлял своей империей. Он сидел за дешевым письменным столом и был точь-в-точь таким же, каким мне запомнился: плотное туловище, лопающийся по швам синий залоснившийся костюм, прилипшая к краю губы сигарета. Даже сдвинутая на затылок коричневая фетровая шляпа словно бы донашивалась еще с тех пор. Не изменилась ни мясистая красная физиономия, ни заносчивое выражение, ни враждебно-подозрительный взгляд.
– Вон он! – Без лишних слов Барнетт ткнул пальцем в черно-белого кота, восседавшего на столе среди бумаг.
Типичное приветствие! Никаких «здравствуйте» я, впрочем, от него не ждал, а улыбаться он никогда не улыбался. Я нагнулся к коту и почесал его за ухом. Наградой мне было басистое мурлыканье. Кот выгнул спину и потерся о мою ладонь. Очень крупный, пушистый, с красивой окраской – белая грудь, белые лапы, и, хотя я предпочитаю трехцветных кошек, он сразу завоевал мои симпатии, такое дружелюбие от него исходило.
– Прекрасный кот, – сказал я. – Так что с ним?
– Да вот нога у него. Что-то там не то. Может, поранился.
Я погрузил пальцы в густую длинную шерсть и принялся ощупывать ногу. Внезапно кот мяукнул. Я достал ножницы и выстриг небольшой участок. Ага! Поперечная ранка,.. довольно глубокая… с выделением серозной жидкости.
– Да. По-видимому, он порезался. Но странно! Не понимаю, как это могло произойти. Он во дворе много гуляет?
Барнетт кивнул.
– Случается.
– Очевидно, задел какую-то острую грань. Я сделаю ему инъекцию пенициллина и оставлю мазь. Накладывайте ее вечером и утром.
Некоторые кошки терпеть не могут уколов, а так как они вооружены не только зубами, но и когтями, справиться с ними бывает трудновато. Но мой пациент даже не шевельнулся. Наоборот, когда я ввел иглу, мурлыканье стало громче.
– Какой покладистый! – сказал я. – Как вы его назвали?
– Фредом.
Уолт Барнетт смотрел на меня немигающим взглядом. В кличке не было ничего такого уж странного, но продолжать разговор на эту тему мне расхотелось.
Я достал из чемоданчика мазь и положил тюбик на стол.
– Ну, хорошо. Если ему не станет лучше, позвоните.
Ответа я не получил. Не счел он нужным и попрощаться со мной. И я ушел, испытывая то же раздражение, какое и в прошлый раз вызывала у меня его угрюмая грубость.
Но, шагая по двору, я забыл про нее, вернувшись мыслями к пораненной лапе. Вряд ли кот мог случайно рассечь ее таким образом. Слишком уж глубок и ровен порез, словно сделан бритвой. И вновь внутренний голос шепнул мне, как нередко шептал в прошлом, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.
Кто-то потрогал меня за локоть, и я очнулся. Мне заговорщицки подмигнул один из рабочих, сортировавших утиль.
– У хозяина были, а?
– Да.
– Чудно, как старый черт из-за драной кошки переживает, верно?
– Да, пожалуй. А давно он у него живет?
– Года два будет. Кот-то приблудный. Забежал как-то в контору. Ну, думаю, сейчас он ему хорошего пинка даст. Так нет. Приютил животину. В голове не укладывается. Сидит день-деньской у него на столе.
– Значит, понравился ему, – сказал я.
– Ему-то? Да когда ему кто или что нравилось-то? Такому…
Из дверей конторы донесся зычный окрик, и мой собеседник смолк на полуслове.
– Эй, ты! Хватит лясы точить. А работать за тебя кто будет?
Уолт Барнетт грозно взмахнул тяжелым кулаком, и рабочий, съежившись, тут же куда-то исчез.
«Вот так Уолт Барнетт и живет, – философствовал я, садясь в машину. – Среди страха и ненависти». О его безжалостности в городке ходили легенды, и, хотя она, бесспорно, принесла ему богатство, никакой зависти он у меня не вызывал.
Два дня спустя я снова услышал в телефонной трубке его голос.
– Приезжайте и побыстрее.
– Рана не поджила?
– Нет, хуже стала. Так что не тяните.
Фред сидел на своем обычном месте и замурлыкал, едва почувствовал мои пальцы у себя за ухом. Однако нога причиняла ему заметную боль. Конечно, ничего хорошего, но удивило меня другое – рана не стала меньше, а заметно удлинилась, хотя и осталась такой же узкой. Еще немного – и она опояшет лапу.
На этот раз я захватил с собой кое-какие новые инструменты и осторожно прозондировал дно раны тонким крючком. Он что-то зацепил. Я потянул и это «что-то» упруго сорвалось с крючка. Тогда я взял длинный пинцет, зажал «что-то», прежде чем оно успело ускользнуть, подтянул к поверхности и увидел тоненькую коричневую полоску. Все стало ясно.
– Ногу перехватила резинка, сказал я, перерезал ее, извлек и положил на стол. – Вот она. Теперь все будет в порядке.
Уолт Барнетт выпрямился, как ужаленный.
– Резинка, э? Какого же черта вы ее сразу не вытащили?
Ответить мне было нечего. Действительно, какого черта я ее сразу не вытащил? В те дни мое зрение еще оставалось идеальным, но в первый раз я ведь увидел только узкую царапину.
– Мне очень жаль мистер Барнетт, – сказал я. – Но резинка врезалась в мышцу, и ее не было видно.
Он запыхтел неизменной сигаретой.
– А как она туда попала?
– Кто-то перетянул ему ногу. Другого объяснения быть не может.
– Перетянул… Это зачем же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110