Все сошлось, и все отдавалось резкой болью. Мучительное видение преследовало Горского: огромное настенное зеркало внезапно раскалывалось и дробилось, однако не падало, не рассыпалось, схваченное черной полированной рамой, трещины змеились, тоже черные, сужались, расширялись, постреливали молниями, чертили зигзаги, а между трещинами, в кусках, схваченных рамой, отражались и Зинино лицо, всегда светившееся сдержанной отвагой и в то же время удивительно женственное, и лицо мужчины, знающего себе цену, сильное, умное, глаза за стеклами очков светло-серые, с голубизною, насмешливые и грозные глаза, какими он взглянул на Горского, и еще как будто бы лицо Бруно, сына этого человека, но лицо мальчика всякий раз было, собственно, не зеркальным отражением, а фотографией, снятой на avenue de Maine, – Зина сказала: «Надо послать в Ставрополь, дедушке с бабушкой», Горский поспешно поддакнул и сам же смутился своей поспешности, потому что ему так не хотелось, чтобы Зина подумала, какой он деликатный, тонко чувствующий, ну и так далее.
Все сошлось, и все отдавалось резкой болью, хотя Зина была с ним, нет, должно быть, именно поэтому. А грозный насмешник – Горский даже и не смел ревновать Зину к ее бывшему мужу, с которым она рассталась еще до его отъезда в Россию, – грозный человек этот был арестован. Казалось бы, Зина не думала о нем, но был вечер, поздний вечер, Бруно спал, она разрыдалась, глухо, подавленно разрыдалась, боясь разбудить и напугать сына, давилась слезами, криком давилась, а он, Горский, поймал в себе отвратительное, безжалостное, чудовищное – холодно, вчуже подумал: «Пусть ее поплачет, ей ничего не значит»; и это была не ревность, а отместка за грозно-насмешливый взгляд этого человека, взгляд, от которого он, Горский, постыдно скукожился, да, отместка, но обращенная на Зину, вот что нелепо, и чудовищно, и отвратительно.
Но они прожили и весну, и лето, и опять была осень, от Зины пахло осенними дождями, он любил ее, испытывая наслаждение от своей уступчивости прекрасной женщине с отважным лицом амазонки, вспыльчивой, властной, умной. В этой его уступчивости не было рабства подкаблучника – было настоящее, а потому и редкостное супружество.
«Кудеяра», совершившего обратное путешествие в Париж, Горскому удалось выставить в Салоне. Успех был не бог весть: похваливали «технику». Кое-что удалось сбыть коллекционерам. Удалось бы и больше, не оглядывайся они, коли речь заходила о русском, на Боголюбова, а тот после происшествия в клубе на Тильзитке, не шибко мирволил Горскому… Дела чуть поправились, да прочности не было, а Константин Николаевич не мог дольше существовать на птичьих правах – семья. Правда, Зинаида Степановна обладала толикой средств. Ее отец, некогда богатый откупщик, хоть и пришел в разор, получив беса в ребро в виде некоей ухватистой девицы, да так с бесом в ребре и преставился, но все же и Зине, и ее замужним сестрам кое-что перепало; были у нее и гонорары от питерских издателей за посредничество между ними и парижскими книжными графиками; наконец, случалось Зине и практиковать, ведь она же кончила медицинский факультет, не часто, но случалось. Все так. Однако Зинины средства Константин Николаевич в расчет не брал. Отец семейства сознавал свои обязанности. И понимал, что ему предстоит искус.
Он написал прошение президенту академии. Ответа не последовало. Но вот президент прибыл в Париж.
* * *
Воздух Парижа пьянил и вельможных россиян. Незримая тяжесть, там, в Петербурге, привычная, неощутимая, – тяжесть эта утрачивалась, сползала с плеч, пусть и украшенных свитскими эполетами с вензелями. Мундир чудился расстегнутым. И возникало чувство, как на вакатах. Чувство это, сменявшее тяжелое, домашнее холопство, владело в Париже даже августейшими особами, ускользнувшими из-под крепкой, широкопалой длани гатчинского повелителя, Третьего Александра, царствующего благополучно. Владело оно и великим князем Владимиром. Главнокомандующий войсками гвардии и петербургского военного округа, вместе и президент Академии художеств, – воплощение противоестественной связи Марса и Аполлона, возможной, кажется, только на брегах Невы, – суровый сорокалетний гранд дюк, брат государя, внушительно-решительный враг всего мало-мальски либерального, тоже чувствовал себя как бы на каникулах, и оттого лицо его с усами и подусниками и крупным, глянцевитым, как у всех сыновей Александра Второго, подбородком, выражало любезную готовность принять радости здешней жизни такой фривольной, такой легкомысленной. Ах, Париж, столица мира!
Художник Горский явился к президенту академии художеств. Был допущен и начал с того, что вот-де выставил несчастную картину в Салоне. Откинувшись всем своим весомым, плотным телом на спинку кресла, великий князь глазами сытого орла оглядывал худощавого живописца в только что выглаженном, лоснящемся пиджаке. «Да, да, – произнес сытый орел, и в голосе его слышался нестрашный клекот, – я видел твоего „Кудеяра“, Горский, видел. И ничего не имею против. Здесь – пожалуйста, ничего не имею против. – Он улыбнулся, будто грех отпуская. И все так же, улыбаясь, продолжал: – А только смотрите, Горский, ой смотрите… Вы человек с талантом, можете выбраться на хорошую дорогу. А можешь и пропасть у меня в этом Париже», – и жестом изобразил вроде бы какое-то кишение; надо полагать, кишение в «этом Париже» всевозможных страстей, идей, черт-те чего. Горский тоже улыбнулся и покраснел. Очень это понравилось великому князю. Так он был нынче в духе, так ему хорошо дышалось в «этом Париже», так ему хорошо подумалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192