Сострадая Ниночке, он, как и Вера, испытывал теплую признательность к Михаилу Семеновичу. И очень живо вообразил тамошнее, иркутское. Вообразив – смутился… Вспомнилось, как он, офицер казачьего полка, зачастил вместе с братом Петей в дом Чайковских. У Чайковских тотчас, пусть смутно, но тотчас отдал предпочтение Верочке, своей будущей жене, однако… Дрянь эдакая! Ведь он же и к ее сестрицам приглядывался, к одной – цинически: «Должно быть, хороша в деле», а с Ниночкой, девчонка совсем была, лет десяти, готов был целоваться до помрачения ума. И это он, мнивший себя мыслителем, усердно поглощавший философские и социологические статьи Петра Лавровича Лаврова.
Пришел князь Петр. Ах, эта его улыбка, предобродушнейшая улыбка! Убежден был Михаил Семенович: так улыбались и старинные, давным-давно минувших славных времен Рюриковичи – вздергивая нос, наморщивая.
Улыбался князь Петр: о-о-о, знал бы, ка-акой нынче гость, право, разорился бы на извозчика, хоть они и кусачие. Это ж вам, Михаила Семеныч, не Иркутск – за двугривенный из конца в конец, а за полтинник вокруг света.
Своим нынешним докладом в Географическом обществе он был недоволен: частил будто пономарь. А после доклада, как секретарь отделения физической географии, возился с бумагами. Ахти ему, он и в разных-прочих комиссиях состоит, главное же в той, что изучает нужды Амурского края.
Тут уж генералу Корсакову, одному из учредителей Сибирского отдела Русского географического общества, и карты в руки. Он вроде бы и про отставку позабыл, и про то, что куликать ему на чухонском болоте, в ареопаге маститых старцев, – одушевленно ударился Михаил Семенович в истинно сибирские рассуждения со своим бывшим сослуживцем, офицером для особых поручении и путешественником князем Петром…
В гостиницу возвращался Корсаков пустынным, в редких огнях городом. Не хотелось думать ни о совещании на Фонтанке, ни о записке, в которой он завтра изложит, где и как содержать государственного преступника Чернышевского, нет, не хотелось, и генерал об этом не думал. А думал Михаил Семенович о молодых людях, милых его душе. Ему нравилось, что живут они чистой, трезвой, трудовой жизнью, и вместе недоумевал он и терялся, отчего все-таки жизнь-то этих молодых людей складывается не так, как желал он, Михаил Семенович Корсаков.
И верно, не так.
Петр Кропоткин еще в Пажеском корпусе волен был выбрать и кирасирский, и Преображенский, и конную гвардию – выбрал Сибирь, Амурское войско: черный мундир, серые шаровары, папаха собачьего меха. В службе явил ревность и распорядительность. Муравьев ему благоволил, Корсаков еще пуще, да вдруг опять – не так: в университет потянуло. Ну-с, вот и сел на студенческую скамью обок с зелеными юнцами. Впрочем, отчего же «вдруг»? Совсем и не «вдруг»! На кругобайкальской дороге поднялся польский мятеж, давить и расстреливать стали мятежников, и Петр Кропоткин решительно сознал невозможность своей дальнейшей принадлежности к армии. И его брат тоже не замарал руки славянской кровью. Оба уехали в Петербург: учиться и жить по душе. Надо было работать, чтобы учиться и жить. Саша, мундира не сбросив, поступил в Военно-юридическую академию. Петр из университета на Васильевском острове спешил к Чернышеву мосту, в Географическое общество. Верочка вела общее хозяйство, очень скромное, оттого и хлопотливое, но занятий на педагогических курсах не пропускала. Все они вместе были в том круге, что теснился к «Отечественным запискам», и все они вместе штудировали «Исторические письма» Лаврова.
Генерал же Корсаков опасался: господи, неужто и они ступили на склизкие камушки? Но сейчас ему не хотелось об этом думать, и он думал о том, как славно отогрелся в милом семействе Кропоткиных и как хорошо все они жили когда-то в Иркутске.
* * *
Петербург был в хлопотах – рождество близилось, рождество. Уже развозили на дровнях свежие, пахучие елки, и уже пахло в квартирах снегом и детством. В Гостином дворе и Пассаже не протолкнешься – подарки, рождественские подарки. И уже трусили к Сенной деревенские обозы с битой дичью.
На коротких ножках ходило по крышам малиновое солнце. И заглядывало в петербургские окна. В окна Кирпичного переулка, куда обращалась непарадным фасадом гостиница «Франция», заглядывало. И в окна солидного дома рядом с Финской церковью тоже.
Постоялец «Франции», генерал Корсаков, мелкими глотками отпивая чай своей заварки, кяхтинской, писал «Записку» для графа Шувалова… Нет, бери выше – для императора Александра Николаевича: «Записку» о дальнейшем, в обход закона, содержании под стражей государственного преступника Чернышевского, содержании строжайшем, наперед исключающем любую, самую фантастическую, попытку к бегству.
А временный, в полицейском участке не отмеченный, жилец доходного дома на Большой Конюшенной писал в Лондон, на Мейтленд-парк-роуд, Карлу Марксу.
Милостивый государь!
По почтовому штемпелю на этом письме Вы увидите, что, несмотря на Ваши дружеские увещевания, я нахожусь в России. Но если бы Вы знали, что побудило меня к этой поездке, Вы, я уверен, нашли бы мои доводы достаточно основательными. Полученное в Кенигсберге письмо дало мне понять, по какому делу я был вызван из Англии. Хотя дело это, как Вы легко можете догадаться, не угрожает ни европейскому миру, ни существованию нашего отечественного правительства, тем не менее оно показалось мне очень привлекательным, да к тому же я проделал уже такое длинное путешествие, что решил не отступать, – и вот я снова на дорогой родине.
Характер моего дела вынуждает меня покинуть в ближайшие дни Петербург и отправиться в глубь страны, где я пробуду, по всей вероятности, три-четыре месяца, так что я не могу воспользоваться любезным приглашением г-жи Маркс на ваш рождественский обед…
Посылаю Вам несколько страниц «Philosophie Positive» с замечаниями о «Капитале».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192