Он первый, с кем вам надо поговорить. Мэттью.
– Ладно, – сказал я и снова вздохнул.
– Теперь что касается Мишель, – продолжал Уиллоби, – у которой, к несчастью, ни о чем не спросишь. Она утверждала, что ее зверски избил муж. Но откуда нам известно, что это был он?
– Так она явилась в мой кабинет…
– Да, и вы отправились с ней в полицию. Но на чьи свидетельства, кроме слов самой Мишель, можем мы опереться, ведь теперь Мишель мертва. Откуда мы знаем, может, ее избил какой-то другой парень? И, между прочим, не он ли прикончил ее следующей ночью?
– Мишель обратилась за советом к соседке, – сказал я. – Эта соседка, очевидно, и направила ее ко мне.
– Выслушав сначала историю Мишель, верно?
– Верно.
– Только одной Мишель, и никого другого. Зайдите, потолкуйте с этой соседкой. Напомните, как ее имя?
– Салли Оуэн.
– Салли Оуэн, верно. Расспросите ее, выясните абсолютно точно, что рассказала ей Мишель в то утро, в понедельник, после того, как муж якобы избил ее до полусмерти, о чем нам известно только со слов Мишель. Может быть, Мишель рассказала что-то еще, чего мы не знаем.
– Сделаю, – пообещал я.
– Но прежде всего найдите этого парня, Лютера Джексона, и расспросите его, что он видел и слышал на том пляже. Он свидетель номер один со стороны обвинения, Мэттью. Не будь его, все остальное можно было бы спустить в унитаз.
– Хорошо, хорошо, – повторил я.
– Все это нам нужно для того, чтобы раздолбить в пух и прах обвинительное заключение, – объяснил Уиллоби, – но это только половина дела. Наша защита целиком и полностью строится на алиби. Харпер утверждает, что он был в Майами, – он только ненадолго съездил в Помпано и Веро-Бич, – итак, он был в Майами с какого-то часа в воскресенье утром до какого-то часа утра во вторник. Хорошо, если он действительно был в воскресенье ночью в Майами, тогда он просто физически не мог находиться здесь, и, следовательно, Мишель избил кто-то другой, а не он, как она написала в своей жалобе. А если он действительно был в Майами и в ночь на понедельник, тогда здесь, на пляже, с ней был кто-то другой, а не Харпер, как утверждает мистер Лютер Джексон. Если алиби Харпера нельзя будет опровергнуть, мы победили. Поговорите с Харпером, Мэттью, потрясите его хорошенько, пусть вспомнит все, что может, о тех днях, которые он провел на Восточном побережье. Найдите какого-нибудь парня, который бы видел, что в воскресенье ночью Харпер писал с пирса; найдите какую-нибудь бабенку, с которой он провел ночь на понедельник, переверните все вверх дном, но добудьте факты и найдите людей, – особенно людей, – нам необходимо доказать, что Харпер не мог находиться в городе, не мог влипнуть в эту заварушку, так как был в это время совсем в другом месте. Понятно?
– Понятно, – ответил я.
– Тогда все в порядке, – улыбнулся Уиллоби, протягивая руку. – Удачи вам, – пожелал он мне на прощание.
У меня было такое ощущение, что я пожимаю руку дьяволу.

* * *

Согласно закону отдел окружного прокурора обязан предоставить в распоряжение защиты имена и адреса всех свидетелей, которых должны вызвать в суд для дачи показаний. И хотя я приступил к делу раньше положенного срока, у меня не было причин опасаться, что мне станут чинить препятствия. Что бы там ни говорил Уиллоби, не было в городе ни одного адвоката, который усомнился бы в честности Скайя Баннистера, – не слишком удачное имя Sky – небо (англ.).

для окружного прокурора, – и не испытывал бы уважения к этому человеку, давшему клятву защищать законы этой страны. В отделе окружного прокурора мне незамедлительно сообщили название лодки Лютера Джексона и сказали, на каком причале ее можно найти, а затем с той же готовностью дали имена и адреса Ллойда Дэвиса и матери Харпера в Майами. Как ни странно, и тот человек, который говорил со мной по телефону, пожелал мне удачи, прежде чем положил трубку. Все сегодня желали мне удачи. Я начал и сам думать, что удача мне не помешала бы.
В тот же день, около часа, я оказался на причале Санди-Пасс. Предварительно я позвонил в контору администрации, но человек, взявший трубку, не был уверен, сумеет ли сообщить Джексону о том, что я приеду. Он обещал «попытаться», а мне хорошо известно, что тот, кто так говорит, на самом деле собирается идти на ленч. Но лодка (с символическим названием «Молот Лютера» – вероятно, перефраз слов, выбитых на дверях церкви Всех Святых в 1517 году в Виттенберге) оказалась на причале, в одном из слипов, и какой-то мужчина, по моим предположениям сам Джексон, сидел на корточках на корме, ремонтируя сеть. Когда я подошел к лодке, он поднял глаза.
– Мистер Джексон? – спросил я.
– Да, – ответил он.
– Мэттью Хоуп. Я представляю интересы Джорджа Харпера, человека, которого вы…
– Подымайтесь на борт, – предложил он, выпрямившись. На мой взгляд, ему было между шестьюдесятью и семьюдесятью, кожа его лица, казалось, задубела под воздействием солнца, моря и ветра, нос по форме напоминал луковицу и весь был в сизых прожилках, его колючие голубые глаза глубоко запрятались в складках жесткой, как подошва, кожи. Он не протянул мне руки. Вместо этого потянулся к трубке, лежавшей на транце, вытряс за борт остатки табака, набил ее и закурил, а я в это время вскарабкался на палубу.
– Если вы заявились сюда, чтобы доказать, будто я его не видел, – начал Джексон, – так это все впустую: я его видел – и точка.
– Вот об этом-то мне и хотелось поговорить с вами, – сказал я.
– Пустая трата времени.
– Это же мое время, – возразил я.
– И мое – тоже. Сегодня утром уже потратил почти два часа на Большое жюри. Тратить еще два часа на вас нет смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74