– Зачем?
– Хочу быть абсолютно уверенным, что ей не достанется ни цента.
– Кому? – спросил я.
– Дженни.
Дженни – его бывшая жена. Фирма «Саммервилл и Хоуп» всего полгода назад занималась бракоразводным процессом Марка, и затем мы составили по его просьбе новое завещание, по которому его бывшая жена исключалась из списка лиц, имевших право наследования.
– Но ведь она не упомянута в завещании, – сказал я.
– Знаю. А я хочу внести специальный пункт, в котором было бы сказано, что после моей смерти она не получит ни цента.
– Такой пункт совершенно ни к чему, – возразил я. – Если она не упомянута…
– Я хочу включить такой пункт.
– Марк, – начал я, – вы имеете полное право не оставлять своей бывшей жене ни цента. Если она не упомянута в завещании, у нее не может быть никаких притязаний…
– Когда будут зачитывать завещание, – прервал он меня, – когда все соберутся, чтобы выслушать мою последнюю волю, хочу, чтобы прозвучали эти слова. Хочу, чтобы все услышали: «А моей бывшей жене Джейн Портьери не оставляю ничего».
– Хорошо, сделаем, – согласился я со вздохом. Марк представлял себе эту процедуру по голливудским фильмам: вся семья собирается в какой-нибудь пыльной конторе, чтобы выслушать дряхлого адвоката, который зачитывает собравшимся завещание. В реальной жизни тех, кто упомянут в завещании в качестве наследников, обычно информируют по телефону или по почте, ставя их в известность, что они унаследовали крупную сумму, или виллу на Бермудах, или аквариум с золотыми рыбками. – Но подумайте над тем, что я вам сказал, ладно? Мне не хотелось бы вводить вас в лишние расходы, ведь вы уже вполне недвусмысленно…
– Хочу изменить свое завещание, Мэттью, – заорал он и бросил трубку.
Тут же из приемной позвонила Синтия и сообщила, что меня ожидает некий Абнер Филдстон – имя его упоминалось в одной из вчерашних записочек, – он просит принять его на минутку. Я сказал Синтии, чтобы он вошел. Часы на стене моего кабинета показывали 9.30.
Филдстон оказался негром, которому было хорошо за семьдесят. Он рассказал мне, что родился в маленьком городке на Миссисипи в те времена, когда рождение черных ребятишек нигде официально не регистрировалось. Он очень переживал, что у него нет свидетельства о рождении.
– Прожил столько лет, – сказал он, – а у меня даже не было свидетельства о моем появлении на свет. Вы не можете помочь мне достать свидетельство о рождении?
– Нет, если такого документа не существует, – ответил я.
– Так что же мне делать, по-вашему?
– Есть и другие способы установить факт вашего рождения и получить эквивалент свидетельства о рождении.
– Правда? – воскликнул он, и лицо его расплылось в широкой беззубой улыбке.
– Живы ли еще ваши отец и мать?
– Нет, – ответил он, и улыбка сползла с его лица.
– Есть ли у вас братья или сестры, которым известна дата и…
– Я единственный ребенок, – сказал он.
– А как насчет тетушек или дядюшек, которым было бы известно, когда и где вы родились?
– Тетушка Мерси самолично присутствовала при моем рождении, – обрадовался он, – она была акушеркой при моей матери.
– И эта тетушка еще жива?
– О да.
– Сколько же ей лет, мистер Филдстон?
– Девяносто восемь, – ответил он.
– И в здравом уме?
– Помнит все до мелочей, – заверил он меня.
– Дайте мне ее имя и адрес, – попросил я. – Дам указание отправить ей по почте аффидевит. Текст письменного показания под присягой.


– И у меня будет все, как положено по закону? – спросил он и снова расплылся в улыбке.
– По всем правилам вы станете юридическим лицом, – подтвердил я, улыбнувшись ему в ответ.
В 9.45 я принялся отвечать на звонки, что значились в списке, переданном мне накануне. В первую очередь позвонил нашему клиенту Холу Аштону (раньше его звали Гарольд Ашкенази), актеру, который состоял в «Эквити» Профсоюз актеров в Англии.

и играл в спектакле «Время нашей жизни» в «Канделлайте», одном из калузских клубов, где давали театральные представления.
Два дня назад, когда актеры выходили кланяться, он в темноте споткнулся и сломал ключицу. Аштон хотел узнать у меня, нельзя ли предъявить иск владельцу этого заведения.
– Какого заведения? – спросил я. – Владельцу «Канделлайта» или бару Ника на Пасифик-стрит?
– Эй, а вам откуда известно про бар? – спросил он самодовольно. – Приходили смотреть представление?
– Заглядывал туда.
– О чем это вы?
– С компанией.
– Вы меня разыгрываете?
– По-моему, один старый актер пытался разыграть другого.
– А у вас что за роль?
– Блик. Отдел полиции по контролю за игорными домами.
– Это роль резонера, – сказал Хол.
– Кому-то приходится играть и резонеров, – возразил я.
– Так подать мне иск или нет? – спросил он, не желая продолжать обсуждение моей недолгой, но яркой актерской карьеры.
– Ваш иск можно рассматривать как требование компенсации за ущерб, причиненный на рабочем месте, – объяснил я. – Есть чем записать?
– Валяйте.
– Позвоните этому человеку, – предложил я, – от моего имени. Он адвокат и занимается жалобами такого рода.
– Так речь идет всего лишь о трудовой компенсации, – разочарованно протянул Хол, но все же записал фамилию адвоката.
В ту же секунду, как положил трубку, раздался звонок Синтии.
– На пятом канале ваша дочь, – сообщила она.
Я нажал кнопку на пульте.
– Привет, радость моя, – сказал я.
– Пап, я быстро, потому что звоню из вестибюля в школе. Мама спрашивает, мне упаковаться до того, как поеду завтра к тебе, или в тот же день, но попозже?
– Как это понимать: «в тот же день, но попозже»?
– Я обещала ей приехать ненадолго домой, ну, после индюшки, после праздничного обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74