Или Салли так любила приложиться к бутылочке, что скопировала с этикетки виски двух дворняжек, белую и черную, чтобы они напоминали ей о той блаженной минуте, которая при любых атмосферных условиях наступает в Калузе в половине пятого вечера вместе с окончанием рабочего дня?
Вернувшись в прихожую, я открыл следующую дверь: спальня.
Неприбранная кровать с водяным матрасом. На полу, около кровати, еще один матрас, покрытый смятой простыней. На стенах картины, очевидно, кисти все того же бездарного художника. Подписи нет и на них. Некоторые даже без рам. Полотна разной величины, одни – около трех футов, есть и поменьше и побольше. Все написаны маслом. Сюжеты картин по банальности не уступают манере исполнения. Над постелью висит полотно без рамы, размером, по-моему, 4x6 футов. На картине изображены перечница и солонка, в сотни раз больше натуральной величины. Слева от окна, около кровати, картина поменьше. На ней нарисованы две шахматные фигуры: белая и черная, надо полагать, король и ферзь, если только на голове у них короны, а не что-то другое. Справа от окна еще одна работа того же мастера: два пингвина на льдине. Напротив кровати еще картина: игральные кости, так же, как и солонка с перечницей, увеличены в сотни раз, картина по высоте около трех футов. Несколько полотен без рам прислонены к стене около двери. На одной – две птички, очевидно, ворона и голубь, на другой – две зебры, нарисованы из рук вон плохо. Над комодом, рядом с зеркалом, в черной рамке под стеклом, первая полоса калузской «Дженерал трибюн». В глаза бросился набранный жирным шрифтом заголовок: «Чернокожий бизнесмен убит наповал». Я наклонился и прочитал заметку.
Год назад, в начале августа, патрульный полицейский заметил машину, припаркованную у обочины дороги в аэропорт. Было шесть часов утра. Полицейский проехал мимо, записал номер машины, а затем, на всякий случай, запросил по рации Тампу. Ему ответили, что машина украдена. Полицейский доехал до аэропорта, а затем вернулся обратно: машина все еще стояла на том же месте. Водитель сидел, положив голову на руль. Полицейский достал револьвер, постучал в боковое стекло и попросил водителя показать удостоверение личности и права. Водитель, опустив стекло, ответил ему: «Оставьте меня в покое», а потом, видимо, передумав, потянулся к «бардачку». Полицейский дважды выстрелил ему в голову.
Это трагическая история. Позднее выяснилось, что убитый – владелец мастерской по чистке ковров. Накануне ночью ему сообщили, что внезапно скончалась его сестра, которая жила в Чикаго. Он тут же помчался в аэропорт, чтобы успеть на первый утренний рейс, но, очевидно, сраженный горем, съехал на обочину дороги неподалеку от аэропорта и разрыдался, упав грудью на рулевое колесо. И тут к нему подошел полицейский. В Тампе что-то напутали с номерами машин, эта машина у них в списке не значилась. Но поскольку полицейский был уверен, что имеет дело с преступником, сработал условный рефлекс: полицейский решил, что человек потянулся к «бардачку» за оружием. Суд оправдал полицейского по всем пунктам предъявленного ему обвинения. Теперь я вспомнил это происшествие, ибо слушание дела в суде наделало немало шума в кругах юристов. И вот передо мной на стене спальни Салли Оуэн висела первая полоса газеты шестнадцатимесячной давности, оправленная в рамку и застекленная, рядом с ее бесценной коллекцией картин.
Я не знал, что ожидал найти в ее доме. Вероятнее всего, какие-то доказательства, что Джордж Харпер никак не связан с этим преступлением. Но в доме не оказалось ничего, заслуживающего внимания. Когда вышел на улицу, полицейский, охранявший дом, курил. Он, видимо, все еще думал, что я из отдела окружного прокурора, потому что, увидев меня, поспешно бросил окурок на землю.
– Нашли, что хотели? – спросил он.
– Спасибо, – поблагодарил я вместо ответа.
Блум ожидал меня неподалеку от дома Харперов, у обочины стояла белая полицейская машина с белым полицейским за рулем. Заметив меня, Блум открыл дверцу и вышел. Пожав руку, он спросил:
– Осмотрел дом?
– Да, – ответил я, – большое спасибо.
– Понравились тебе картины?
– Мазня какая-то.
– Конечно, ведь их рисовала Салли.
– Откуда знаешь?
– Ты не заходил в гараж?
– Нет.
– Там стоит мольберт с неоконченной картиной, длинный стол, на нем тюбики краски и шпатель. Ее соседка, та, что обнаружила тело, говорит, что Салли рисовала без передыху.
– И что же на той картине, в гараже?
– Да то же, что и на остальных: мазня.
– Я спрашиваю: что на ней нарисовано?
– Два долматинских дога, вроде тех, что держат в пожарных депо. Предмет ее вдохновения – фотография, вырезанная из газеты, – лежала на столе. Кстати, а что ты думаешь о газетной вырезке, которая висит у нее в спальне?
– Не знаю. Видно, это происшествие запало ей в душу.
– Это уж точно. Сукин сын убил человека, который ехал на похороны. Будь я черным, спалил бы полицейский участок в нашем городе. А Салли повесила эту вырезку в рамке, под стеклом, заметил? – спросил Блум. – Чтобы всегда держать перед глазами. Там об этом деле подробно рассказано, и Салли читала заметку каждый раз, как подкрашивала губы перед зеркалом… А как, по-твоему, зачем ей понадобился еще один матрас, на полу?
– Почему ты спрашиваешь об этом меня?
– Надеялся, что у тебя появились ценные соображения.
– Ни одного.
– У нее же громадная постель с водяным матрасом, на ней поместится вся русская армия. Так на черта ей еще матрас, на полу?
– Понятия не имею.
– Я – тоже. Но все это не дает мне покоя. А ты о чем думаешь?
– У меня не выходит из головы тот черный бизнесмен, которого ни за что ни про что застрелил полицейский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74