Поскользнувшись на верхней ступеньке, он чуть не свалился и, чудом сохранив равновесие, избежал смертоносного падения на извивавшееся узкой лентой шоссе или на пляж – по другую сторону от дома. Виллу построили почти на самой вершине холма, к ней вела только грязная извилистая дорога, которую основательно обмыл за последние несколько дней «тропический ливень», как его назвал Сэм. Дом стоял на отшибе, и Сэм наслаждался здесь покоем, которого так жаждал после ухода на пенсию. Карлос забрался в джип и принялся выкидывать оттуда наш багаж, сваливая его прямо на мощенную плитками дорожку. Под проливным дождем мы отправились в опасный путь, вниз по каменным ступенькам, которые вели к парадному входу.
– Этим дверям двести лет – почти мои ровесники, – пошутил Сэм.
Мы прошли вслед за Сэмом в комнату, и тут перед нами открылся такой вид, что от восторга перехватило дыхание. Мы находились в столовой, которую Сэм называл по-испански «el comedor». Это была открытая, просторная терраса, которая служила столовой, слева от нее находилась кухня. Пол покрыт зеленой глазурованной плиткой, по цвету напоминавшей глаза Дейл, поэтому, когда мы переступили порог, нам показалось, что у нас под ногами разверзлась морская бездна, огражденная в целях безопасности чугунными перилами: терраса буквально повисла над обрывом, круто уходившим вниз, к морю. Слева открывалась панорама берега: широкая песчаная полоса, рыбачьи лодки, перевернутые по случаю дождя кверху дном, крытые соломой навесы, а еще дальше, за ними, виден мыс, на котором (как объяснил Сэм) кинокомпания, снимавшая «Ночь игуаны», построила декорации для сцены пожара. «Этот фильм сделал известным Пуэрто-Валларта, – сказал Сэм, – спасибо Элизабет Тейлор и Ричарду Бартону». Известные американские киноактеры.

Дорога огибала остатки декораций и исчезала в зарослях, окаймлявших горы, они тянулись бесконечной цепью до самого горизонта: одна заросшая буйной растительностью вершина как отдаленное эхо повторяла другую. А справа, насколько хватало глаз, раскинулся Тихий океан, – сегодня бурный и взбаламученный, – бесконечная водная пустыня, простиравшаяся до самого Китая. Недалеко от берега над водой возвышались две громадных скалы, которые Сэм назвал «los arcos», очевидно потому, что под действием ветра и воды в их толще образовались сквозные арки. И вдруг над океаном загорелась радуга. «Папа, ты только посмотри, какая красота!» – прошептала Джоан и взяла меня за руку.
– Вы привезли хорошую погоду, – с улыбкой сказал Сэм. – Давайте-ка выпьем по этому случаю. Тони вернется из города с минуты на минуту.
Тони оказалась девятнадцатилетней шведкой, почти такой же высокой, как Сэм, более яркой блондинкой, чем моя дочь, лифчика Тони не носила, а ее мешковатые белые брюки были подпоясаны бечевкой. Судя по тому, как горячо она обняла Сэма, примчавшись на виллу и освободившись от многочисленных покупок, они жили «au pair». Как супруги (фр.).

Энергично пожав нам руки, она извинилась («Я оставлю вас на минуточку, хорошо?») и, собрав свои пакеты, побежала вниз по каменным ступенькам, в спальню хозяина. Спальня и комнаты для гостей находились этажом ниже гостиной, их двери выходили на террасу с бассейном.
– На нашу кровать стоит посмотреть, – сказал Сэм, четко определив, как и положено добросовестному судье, характер их отношений. – Она и по форме круглая, как у того плейбоя из Чикаго.
Мы вышли из гостиной на террасу, и Карлос принес нам туда выпивку, – «маргаритас», приготовленный Марией. Эта супружеская пара казалась просто идеальной прислугой, я не мог понять, почему Сэму так хотелось избавиться от них.
– Тони говорит на шести языках, – с гордостью заявил Сэм.
Тони владела шведским (само собой), английским, испанским, французским, итальянским и немного говорила на португальском. Она присоединилась к нам, переодевшись в одно из тех платьев, которые только что купила в городе, – это был белый кружевной наряд, обильно украшенный бахромой, которая, тем не менее, не скрывала ее наготы. Тони была босиком («Так удобнее ходить по этим плиткам», – объяснила она), а в руках держала босоножки на низком каблуке, которые собиралась надеть вечером, когда поедем в город обедать.
– Я уже заказала столик на девять часов, – сказала она Сэму, а тот, выслушав эту информацию, молча кивнул, – судья не должен делиться с окружающими своими соображениями.
За ту «минутку», что Тони провела в спальне хозяина, она успела принять ванну, вымыть голову шампунем, тщательно сделать макияж и облачиться в белоснежный наряд, который назвала своим «подвенечным платьем». Она присоединилась к нам только в пятом часу. Пробормотав что-то невразумительное о каких-то таинственных поручениях, с которыми ей срочно надо разобраться, Тони заверила нас, что вернется домой к семи. Может, нам будет интересно побродить по городу или заглянуть в магазины («Я в полном восторге от здешних магазинов!» – воскликнула Тони, широко распахнув свои большие голубые глаза), а потом пообедаем в «Ла Конха», лучшем ресторане в городе, по ее словам, и Сэм подтвердил эту информацию. На ходу чмокнув Сэма в щеку, Тони бросила нам: «Так увидимся позднее», – и мгновенно птицей взлетела по каменным ступенькам. На секунду над нашей головой мелькнули ее длинные ноги, босоножки, болтавшиеся в руке, – и она исчезла. Еще через несколько секунд услышат шум отъезжающей машины.
– Я без памяти влюблен в нее, – сказал Сэм, а я тут же вспомнил Джорджа Харпера, который произнес те же слова на допросе в полиции, и меня пронзило острое чувство вины перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74