«Быстро! Уезжаем!»
Разбуженный криком Темвик приподнял голову, осоловело посмотрел на нас с Эйвиндом и спросил, что случилось.
— Ничего хорошего, — кратко ответил асир. Оборотень согласно кивнул и снова заснул. Честное слово, я ему позавидовал.
Нам пришлось с лихорадочной быстротой собирать вещи, седлать коней и выбираться из Кюртена. Мы покинули поселение через немедийскую таможню, изрядно перепугав высунувшегося из дверей на грохот копыт чиновника с физиономией поседевшей канцелярской крысы, и понеслись через невысокие Немедийские горы на закат, домой.
Только тогда я узнал, что на нас объявлена королевская охота. По этому поводу Тотлант многозначительно протянул «Да-а…», мигом протрезвевший Мораддин многозначительно промолчал, а Конан немедленно взбесился и заявил: дайте ему только добраться до Тарантии, а там он всем покажет! И этому новоявленному Конану — в первую очередь!
Я тоже промолчал. Во-первых, мне было ничего добавить к уже сказанному; во-вторых, мне было нехорошо. Не от выпитого в Кюртене вина и пива, а от ощущения довлеющей над всем полнейшей безнадежности. Казалось, кто-то управляет нами, и мы, как тряпичные куклы в руках бродячих фигляров, исполняем предназначенные дурацкие роли, говорим положенные слова и понятия не имеем, что за этим всем стоит.
Моему меланхоличному настроению изрядно способствовала погода. В Пограничье давно стояла настоящая зима — с искрящимися сугробами высотой поболе человеческого роста, с холодными пронизывающими ветрами и затяжными снегопадами. Здесь, на закатной стороне Немедийского хребта, была поздняя осень — слякотная, с мелким дождем, порой сменявшимся на хлопья мокрого снега.
Объездные дороги раскисли, превратившись в подобие неудачно сваренного пудинга. Конан и Мораддин решили, что теперь опасно ехать по всем известным трактам, соединяющим Немедию и Аквилонию, и мы пробирались к столице какими-то полузабытыми проселками, ночуя то в облетающем, холодном лесу, то в расположенных на отшибе хуторах. Все были усталы, злы и молчаливы. Это было нехорошее молчание, грозящее прорваться ссорой по любому, самому пустяковому поводу. Раньше бы я обязательно постарался что-то придумать, развеселить их всех, но, как уже было сказано, мне больше не хотелось смеяться.
Общей тоскливости не поддался, кажется, только Тотлант. Во время дневных перегонов и стоянок волшебник упрямо (и, надо сказать, не без успеха) втягивал нас в разговоры, строил предположения о том, с чем Конану придется иметь дело в столице и пытался разгадать загадку подземной тюрьмы под Граскаалем, на которую столь внезапно наткнулись мы с Велланом и где в течении почти двух лун обретался Эйвинд. Эта тайна заинтересовала и меня, но даже наши совместные размышления не принесли никакого определенного ответа. Эйвинд очень старался в точности пересказать нам все разговоры узников подгорного царства, но из этих сведений мы не извлекли почти никакой подсказки.
Разве что перечисленные Эйвиндом имена обитателей этой странной тюрьмы наводили на размышления… Тотлант, поколебавшись, высказал догадку, что «Кхатти» может быть сокращенной формой имени «Кхаттрий». Именно так звали одного из правителей легендарной Кхарийской империи, жалким напоминанием о которой нынче служит Стигия. Сей Кхаттрий, как поведал Тотлант, жил около полутора тысячелетий назад, когда Стобашенный Пифон еще не был разрушен ордами варваров («Извини, Хальк, твоих предков хайборийцев, но для кхарийцев они, разумеется, были не более чем говорящими животными на двух ногах…»), и прославился тем, что вел упорную и затяжную войну с зарождающимся Аквилонским королевством и, наконец, сгинул неизвестно куда.
— А упомянутая резня в Ретрике, помнится, произошла незадолго до его смерти и при его деятельном участии. Кхарийцы тогда истребили жителей охваченной восстанием довольно большой области, что располагалась где-то на месте нынешней Коринфии…
Слово «Ретрик» подтолкнуло мою начавшую было отлынивать память. В конце концов, во время пребывания в Обители Мудрости история входила в небольшое число моих любимых наук и я не пропускал почти ни одного занятия. Хотя, надо признаться, читавший ее преподаватель отличался редкостным педантизмом, заставляя несчастных вагантов вызубривать наизусть бесконечные списки дат давно отгремевших битв и родословные прервавшихся династий. Я сообразил, почему второе из названных Эйвиндом имен показалось мне очень знакомым. Ну конечно же!
— Алькой! Как я сразу не сообразил! Знаешь, Тотлант, наши высокоученые мудрецы до сих пор не могут придти к общему мнению — был такой человек или нет. Но в некоторых летописях, особенно в самых старинных, датируемых первыми десятилетиями существования Аквилонии, это имя частенько встречается. Он и его младший брат или побратим Олайет — первые короли Аквилонии! То есть они, конечно, не могли по праву называться королями Аквилонии — страны-то еще толком не существовало, только объединенные полуночный Пуантен да земли вокруг Тарантии и Шамара. Так вот, Алькой был зачинателем так называемой «Мести за Ретрик» — походе соединенных войск будущих Аквилонии и Немедии на Кхарию. Он же, помнится, и возглавил этот поход. Дальше летописи расходятся — где-то утверждается, что Алькой погиб в бою, где — был взят в плен кхарийцам и, разумеется, казнен, а в некоторых списках говорится, будто он пропал без вести…
— Очень интересно, — после долгого молчания признал Тотлант. — Выходит, в этом странном подгорном собрании находились по меньшей мере два прославленных человека, в свое время исчезнувших неведомо куда («Теперь-то понятно — куда», — мысленно добавил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157