Убедившись в полном и бесповоротном отсутствии в замке не только электричества, но и элементарных мест общественного пользования, Морунген не удержался от того, чтобы уколоть Хруммсу:
– Наша наука все-таки вас обошла на несколько корпусов. Причем еще до начала войны. Так что согласитесь, сопротивление рейху – очевидно бессмысленная вещь.
– Вы заставили работать на вас лучшие умы Европы и думаете, что так будет продолжаться вечно? Я не говорю уже о том, что Гудериан учился в Москве, и это тоже очевидная вещь, – отвечал Хруммса с обидой за весь цивилизованный мир.
– Никто никого не заставлял! – возмутился Морунген, в глубине души ощущавший Хруммсину правоту. – Как говорят у вас в России: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба», правильно я сказал?
– При чем тут рыбалка? – обменялись Ганс и Генрих удивленными взглядами.
– Скажите лучше спасибо господину Бользену из третьего отдела РСХА, – ядовито сообщил Хруммса, – что он вашим ученым и вашим идеологам не дал докатиться до ядерного апофеоза, а то пришлось бы янки увековечить вашу нацию вместо японцев.
– Что-то я не понимаю, о чем мы говорим, – попытался проморгаться Дитрих.
Оттобальт со свитой шагали чуть позади, мучась любопытством, но не смея прерывать беседу полиглота и драконорыцарей.
– Это, в общем, и к лучшему, что вы меня не понимаете, – загадочно сообщил Хруммса. – Вот господин Бользен – тот всегда понимал. Пиво у вас замечательное, – продолжил он безо всякой видимой связи с предыдущим. – Вот его и варили бы, в этом, можно сказать, все нуждаются. Ну а лично мне по сердцу, как вы играете. Лучше бы партию национал-музыкантов организовали, имени Рихарда Вагнера. И гимн бы взяли – «Полет валькирий». Впечатляюще? Это наверняка многим бы понравилось… – он сделал длинную паузу, задумавшись о чем-то своем, – у нас тоже.
– Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, – приосанился Морунген.
Генрих обрадовался:
– Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.
Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней «Ах майн либер Аугустин». При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у Дитриха широко открылись и он хищно произнес: «Так, я понял, почему ко мне постоянно привязывается эта паршивая песенка!».
На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:
– Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все драконы?
Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны пояснения, и обратился к Хруммсе:
– Что он говорит?
Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать Мулкебе пару простых истин:
– Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. – Он торопливо обернулся к немцам и успокоил их: – Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не сказать больше.
– Да, да, мы все понимаем, – посочувствовал Дитрих. – Когда война закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить плохо. Мы построим большое, сильное общество.
– Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого общества, – буркнул Хруммса себе под нос. – Одни сплошные чистокровные арийцы с нордическими характерами.
– И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только верхом, – радостно сообщил Ганс.
– Да! – осенило Морунгена. – Правильно, Ганс. Сначала разберемся с дорогами, а потом – общество.
– Ничего не понимаю, – обиделся Оттобальт. – Они осматривают мой замок или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными дорогами? Что это значит: «чтобы по ним можно было ездить не только верхом»? А как еще?
– Вероятно, в повозках, – подсказал недоумевающий Марона.
– Чем им дороги не угодили? – продолжал бушевать Оттобальт. – Марона, меня начинают терзать смутные и неясные, но очень страшные предчувствия. А вдруг эти зануды споются с тетей и подговорят дракона на какие-нибудь безобразия?
– Тетя любит вас и нашу страну, – не слишком уверенно ответил первый министр, принимаясь нашаривать сердце.
– А она скажет, что это был этот… «творческий поиск», – пояснил король. – Помнишь, что она утворила в прошлый приезд во время званого ужина? Пурушский посол до сих пор уверен, что она хотела его отравить! Повар до сих пор отказывается готовить лизунчики: говорит, что их светлое имя обесчещено.
Марона знаком подозвал лекаря Мублапа. Тот все понял без слов и выделил из своих запасов две порции настойки от сердечной смуты. Подумал и присовокупил третью – для себя.

Что до осмотра замка и его достопримечательностей, в конце концов он перестал удивлять экипаж «Белого дракона». Точно так же как и все в России.
Кроме того, существует некий эффект, производимый музеями: после XVIII века ноги отказываются ходить даже в самом интересном из них. И хотя собрание Дартского замка никак не могло похвастаться экспонатами, которые можно было бы отнести хотя бы к веку семнадцатому, а все же прогулка утомила немцев.
Они безразлично разглядывали и картинную галерею, оживившись слегка только при виде портретов королев из рода Хеннертов – пятой, седьмой, девятой и той, что висела сразу за углом; и оружейную, в которой в неограниченном количестве обнаружились все те же мечи, копья, луки, секиры и доспехи; и прочие красоты и диковины.
Некоторую заинтересованность проявили в подземелье при виде безумного лесоруба Кукса и того самого самодельного топорика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101