Мы ведь не то, что какой-нибудь портняжка Йорх, не обидимся, это он все близко к сердцу принимает. Ну да, к слову сказать, слышал я от своей жены, будто это сокровище Йорх винит вас в том, что сюда, в Паунвере, пожаловала эта новая портниха, эта Длинная Юули. Мол, вы ее позвали или что-то в этом духе, мол, она вам вроде как дальней родней приходится.
– Хм-хью-хьюх – хмыкает Тоотс. – Чего же от него ждать! Небось, валит на меня и всемирный потоп, и истребление Содома и Гоморры. Содом и Гоморра – согласно библейским сказаниям жители городов Содома и Гоморры, впавшие в беспутство, нарушили все законы нравственности, за что Бог покарал их, разрушив оба города до основания.

А о том Йорх не рассказывает, как он на рождество миски в моем доме крушил?
– Куда там! Но слушок все ж таки прошел. В деревне даже про историю с чертями наслышаны.
Либле делает напоследок основательную затяжку, швыряет окурок козьей ножки на пол, гасит подошвой и говорит:
– Ну, вы тут делайте, что делается, а я пойду, гляну, как со льном управиться. И запросите с Пюрьеля хорошую цену. Да про письмо не забудьте.
Вскоре Йоозеп Тоотс уже едет в направлении мызы и про себя рассуждает: «Ежели в его жилах течет хоть капля христианской крови, тогда, пожалуй, я с ним полажу. Коллега все же. Весной продал мне корову и поросенка довольно дешево». В жилах старика Пюрьеля, действительно, течет кровь христианина. Едва Тоотс заикается о картофеле, управляющий мызой останавливает его, велит снять шубу, приглашает пройти на заднюю половину, предлагает кофе и оставшуюся от праздника булку. Немного подсохла, но есть можно. Сетует на своего господина, бранит батраков и только после всего этого словно бы, между прочим, спрашивает, что за спешка у коллеги с этим картофелем?
– Деньги, – усмехается Тоотс.
– Деньги?! – Управляющий делает большие глаза и поглаживает свою седую клинообразную бородку. – Деньги! А вы, коллега, когда-нибудь слышали, чтобы среди зимы, да еще в такие холода велись разговоры о подобных вещах? Вы только что с улицы, разве не заметили, какой стоит мороз? В такую погоду зев кошелька каждого разумного человека замерзает, да так, что и гроша не выудишь. К тому же в банке дела нашего хозяина из рук вон плохи. Старый Бёттинг ходит свирепый как лев. Сынок его, как я слышал, погорел в Германии с каким-то векселем или еще черт знает с чем – теперь тут собирают нужную сумму и вымогают у меня последнюю копейку и последний пфенниг. Прямо хоть вешайся.
– Ну, стало быть, дело дрянь. – Тоотс чешет у себя за ухом.
– Разумеется, дело дрянь. Сынок в кутежах спускает за границей деньги – а я вроде бы виноват. Хоть из-под земли их доставай! Не знаю, на что мы вообще станем картошку покупать. По мне, так пусть хоть свой винокуренный завод останавливает. А для чего вам эти деньги так срочно понадобились? У вас ведь нет за границей сына, который…
– Сына и впрямь нету – ни за границей, ни в своих границах, но домишко вот-вот на голову рухнет. Нужно новый строить.
– Среди зимы?
– Нет, но к весне-то я завезти матерьял должен.
– За чем же дело стало? Завозите.
– Деньги, деньги, – снова усмехается Тоотс.
– Но послушайте, коллега, вы же не из ассигнаций собираетесь дом строить? По моему разумению, для этого требуется несколько иной материал. В старину, когда я был еще молодым, дома строили из дерева и камня.
– И теперь точно так же.
– Ну вот – и того лучше. Именно с этого вы и должны были начать. Если вам нужны бревна – будьте любезны. Я пошлю с вами лесника – идите хоть сегодня же в лес, выбирайте. Вы привозите нам картошку, мы даем вам взамен бревна. Порядок!
– Ежели так, тогда, конечно, порядок, – мигом веселеет молодой юлесооский хозяин. – Тогда мне нечего больше сказать вам, кроме как – спасибо!
– При чем тут «спасибо»! – машет управляющий рукой. – Сделка есть сделка, ведь вам бревна не даром дают.
– Ах да, а цена… как с ценой будет?
– Послушайте, – кладет управляющий мызой свою широченную ладонь на плечо Тоотса, – об этом поговорим потом. Будьте уверены: волк волка не съест. Хоть мне и приходится сколачивать деньгу для всяких заграничных выпивох, это вовсе не значит, что я стану обдирать своих хуторян. Да, таким образом поступают во многих местах, но я так не поступаю.
Управляющий мызой и бывший управляющий имением жмут друг другу руку, и Тоотс едет к волостному дому – отправить письмо. Настроение у него приподнятое, он готов запеть, однако лишь улыбается про себя. Не имей ста рублей, а имей сто друзей. Правда, этот старик, этот старый Пюрьель, что служит у Бёттинга, хочет казаться умнее, чем он есть, но мужик он хороший. С ним можно иметь дело.
Тут сердце Йоозепа уколола та самая шпилька для волос, что лежала в Юлесоо под подушкой, и ему вспомнились некоторые блаженные мгновения. Разве же не утроилась бы его радость, если бы, приехав домой, он смог сказать жене: «Дорогая Тээле, моя поездка была удачной! Потерпи еще немножко – скоро у нас будет новый дом». Но нет, Тээле где-то там, в стороне, и наблюдает за его действиями издали, словно чужая. По крайней мере, делает вид, будто это так, пробу сил устраивает. Какой же все-таки должна быть так называемая любовь в чистом виде? Во всяком случае, не такой, как у Тээле по отношению к нему – можно ли столько мучить любимого человека?!
И проехав еще немного вперед, Тоотс вспоминает:
«Да, у нее уже и в школьные годы бывали странные капризы. Об этом надо было подумать, прежде чем…»
И еще через некоторое время юлесооский хозяин думает:
«Но… Что сделано – то сделано. Назад не вернешь…»
Вблизи деревни Киусна навстречу хозяину Юлесоо попадается человек, тощий и весь какой-то скрюченный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37