Не могу сказать, чтобы у цыгана была отталкивающая внешность. Черные блестящие волосы и орлиный нос напомнили мне брата. Но на этом сходство и заканчивалось. Лицо нашего гостя было круглее, а черты грубее, чем у моего дорогого Аркадия, и уж ни в какое сравнение не шли его коренастое туловище и бочкообразная грудь. Противнее всего было смотреть на его липкую, оливкового цвета, кожу и длинные, будто намазанные сапожной ваксой, усы.
Приспустив штаны, мужчина повалился на Элизабет. Все так же тиская ее груди грязными, заскорузлыми пальцами и издавая нечленораздельные звуки, он вошел в нее и принялся за свое мужское ремесло. Меня затошнило. Я отвернулась, собираясь уйти, чтобы после Элизабет он не подмял и меня.
Но в этот момент Элизабет белыми изящными пальцами обхватила голову цыгана и притянула к себе для поцелуя. Поначалу он противился, не собираясь потакать бабьим прихотям, а уж тем более – шлюхи, которая сама бесстыдно заманила его с вполне определенной целью. Я видела их обоих в профиль. Элизабет страстно поцеловала этого недостойного ее ласк мужлана прямо в губы. В ту же секунду его рот удивленно приоткрылся, и он прекратил всякое сопротивление.
И хотя цыган полностью утратил собственную волю, его чресла все так же безостановочно вздымались и опускались.
– Жужанна! – властно позвала меня Элизабет.
Я подошла и взглянула на них. Прекрасные волосы Элизабет разметались по грязному каменному полу, окружив ее лицо бледно-золотистым ореолом. Пляска похоти продолжалась, но теперь цыган совсем придавил Элизабет. Своей немытой головой он утыкался в ее душистые волосы. Смертная женщина наверняка задохнулась бы под этой тушей, но Элизабет, упираясь ладонями в его волосатую грудь, легко и изящно противостояла натиску.
– Элизабет, я не могу, – сдавленно пробормотала я, решив, что она позвала меня продолжить начатую ею игру.
– Дорогая, это уж ты сама решишь, ложиться тебе под него или нет. Укуси его! Это все, о чем я тебя прошу. Пожалуйста, укуси!
– Мне сейчас не хочется крови, – возразила я.
– Я не спрашиваю, есть ли у тебя аппетит. Всего-навсего, укуси его, и пусть кровь потечет мне на лицо.
Вздохнув, я подчинилась. Я нагнулась над потной спиной цыгана, приготовившись укусить его в плечо. Мужчина напрягся, сдавленно вскрикнул и, наконец, достиг желанного момента.
У него была здоровая, сладкая кровь, но мне не хотелось насыщаться. Горе отбило у меня все желания. Мне безумно наскучила жизнь в замке, и я в какой-то мере даже получала удовольствие от мук голода. Присев на корточки, я смотрела, как Элизабет лижет струящуюся кровь, как по-кошачьи трется щеками о ранку, которую оставили мои зубы.
– Ты – мой, – шептала Элизабет цыгану в ухо. – Повиноваться приказам Влада ты будешь, но лишь до тех пор, пока они не вредят нам. А в остальном ты – мой. Теперь слушай: после того как ты вывезешь Влада из замка, ты вернешься за нами. И еще. Выбери среди своих друзей самого надежного и возьми с него клятву, что если ты вдруг неожиданно умрешь, то он обязательно приедет сюда и спасет нас – несчастных, беспомощных женщин. Не позже, чем через день...
Не позже, чем через день. Этот срок почти истекает, и я начинаю думать: приедут ли цыгане за нами? Мне с детства внушали: этому народу нельзя доверять, ибо каждый из них даст любую клятву, а потом от нее отречется.
Тем не менее вскоре появились явственные признаки приближающегося отъезда Влада. Для начала он забрал все бумаги Харкера и его одежду. Мы узнали об этом, поскольку привыкли по утрам незваными гостями наведываться к англичанину. Наши визиты были очень плодотворны, особенно с тех пор, как он послушно стал расшифровывать свою стенографическую чертовщину на отдельных листах. Теперь Харкер писал дневник не для себя, а для нас. Его записки сослужат нам хорошую службу в Англии, в них полно юридических подробностей.
– В Лондоне он будет нашим шпионом, – объявила мне Элизабет. – Прежде чем Влад поднимется, я совершу особый ритуал для того, чтобы Харкер оставался в живых столько, сколько нам понадобится. Но сперва нужно защитить англичанина более простым способом.
С этими словами она подошла к ночному столику и взяла лежавший там нательный крестик. Правда, ее пальцы касались лишь золотой цепочки. Фигурка Христа, распятого на кресте, закачалась на уровне ее лица.
Должна сознаться, я громко вскрикнула. Я чувствовала, что среди вещей у Элизабет есть распятие, только не могла понять, где именно. Иногда его присутствие особо сильно донимало меня. Увидев мое состояние (мои глаза были полны ужаса), она засмеялась, запрокинула лицо и поднесла крестик почти к самым своим щекам.
– Не будь такой жестокой, – дрожащим от едва сдерживаемых слез голосом взмолилась я. – Не надо так шутить. Мне больно видеть твою беспечность. Ты и не заметишь, как искалечишься!
Думаю, окажись перед лицом Элизабет докрасна раскаленная кочерга, я испугалась бы намного меньше. Неужели ей доставляло удовольствие испытывать судьбу? В конце концов я не выдержала и горько разрыдалась, но страх за Элизабет мигом высушил мои слезы. Я открыла глаза... Элизабет, поднеся распятие к самым губам, бестрепетно целовала его!
Я пронзительно закричала, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги. Элизабет успела меня подхватить.
– Жужанна, дорогая моя, прости! Я вовсе не собиралась тебя пугать. Просто хотела кое-что доказать тебе.
Она усадила меня на диван и села рядом, нежно поглаживая меня по щекам, пока я не отважилась вновь открыть глаза. Элизабет поднесла к моему лицу плотно сжатый кулак, затем начала медленно разгибать пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119