На, возьми гребень! Да прибери волосы! Хорошо еще, что у тебя на голове не кучерявая шерсть, а гладкие волосы, почти как волосы людей!
Она бросила мне гребень, вырезанный из белой слоновой кости, а когда я усмирила с его помощью свои длинные волосы, мне пришлось заплести их во множество редких косичек, как это было в обычае у людей. Правда, мне удалось это не сразу, так что Аменет была вынуждена в конце концов привести в порядок мои волосы, чтобы самой не быть наказанной за мой вид. Она делала это раздраженно, рывками, и волосы часто путались в ее когтях. Хотя мне было очень больно, я не издала ни звука и только не могла справиться со слезами, которые катились по моим щекам.
Меня повели по длинным полутемным коридорам, куда слабый свет проникал лишь через дверные проемы расположенных вдоль них комнат. Поэтому я чуть не ослепла, когда мы повернули и вошли в большой зал. Он был выше всех тех помещений, какие я раньше видела. Яркий дневной свет лился через решетки окон, устроенных наверху, прямо под потолком. Я невольно закрыла глаза, ослепленная резким светом. Когда же я их снова открыла, то вскрикнула и в ужасе отскочила в сторону. Еще немного, и моя нога попала бы в широко разинутую пасть льва. Старуха заметила мой испуг и засмеялась.
– Боишься, гусиная служанка, боишься? – злобно спросила она. Конечно, ведь у вас ничего подобного нет.
Решительными шагами она подошла ко льву и наступила ему прямо на затылок. Зверь, однако, даже не вздрогнул и не издал ни звука. Не лаяли собаки, гнавшиеся за хищником, не двигались газели, прыгавшие перед ним, не били крыльями птицы, порхавшие в зарослях папируса, – все это и еще многое другое, как живое, простиралось у моих ног, и тем не менее было неподвижным и мертвым.
Что все это значило? Возможно, какое-то волшебство, которым пользовались люди? А вдруг старуха одним движением глаз могла оживить этих зверей, которые, как заколдованные, неподвижно и бездыханно лежали на полу? Чтобы змея, например, ужалила меня в пятку или сокол вонзил когти в мое плечо? Я осторожно выбирала дорогу на пестром каменном полу. Тогда я не могла и представить, что вскоре перестану обращать внимание на всех этих животных точно так же, как Аменет, которая помирала со смеху, видя мой испуг. Ведь она, потехи ради, еще подбавляла масла в огонь, показывая мне одного опасного зверя за другим и страшным голосом подражая их крикам.
Мы обе были так поглощены всем этим – я своим страхом, а Аменет жестокой игрой, которую она вела со мной, – что совсем не заметили, как к нам приблизилась какая-то фигура. Только после недовольного: «Что это значит?» – старуха вздрогнула и замолчала, а я, наконец, смогла остановиться и, как бы ища помощи, уцепилась за одну из больших деревянных колонн, которые поддерживали потолок зала.
– Новенькая… – заикаясь, ответила Аменет, – ее прислал мне Сенмут… она пасла гусей… и такая глупая, что боится нарисованных зверей!
Однако встреченная нами женщина не обратила внимания на эти слова, а подошла ко мне.
– Не бойся, – сказала она, и ее голос звучал совсем не так, как голос старухи, – ведь эти звери не живые! Они всего лишь нарисованы краской на каменном полу – только для красоты, понимаешь?
Но я стояла и смотрела на нее. Красота! Пестрые, бездыханные животные у наших ног, высокие колонны, льющийся из широких окон яркий свет, в котором во всем своем великолепии переливались краски… и не только на каменном полу, но и на стеках, на потолке – повсюду сияние зеленого и синего, ржаво-красного и золотого… и среди всего этого – она в белом одеянии, обвивавшем ее стройную фигуру, с широким ожерельем, лежавшим на плечах наподобие сверкающего воротника, с нежными руками, ничем не угрожавшими глазами и устами, произносящими добрые слова! «Люди! пронеслось у меня в голове. – Все в них красиво!» Я решилась посмотреть в лицо женщины и увидела, что, хотя она и была несколько моложе моей матери, усталые складки уже пролегли от крупного носа к тонким губам. Я даже осмелилась взглянуть в ее глаза, похожие на темную воду, в которой преломляется свет звезды. Я подумала: «И они добрые? Не только красивые, но и добрые?» Я уже отпустила колонну, которую все время судорожно обнимала, и уже открыла рот, чтобы ответить, но тут внезапно заметила, что золотой обруч, державший черные волосы женщины, сделан в виде змеи, которая подняла голову, как будто собираясь напасть. Я опустила глаза и промолчала, и женщина прошла мимо меня.
Она пересекла все помещение, а я следила за ней взглядом, пока она не исчезла в дверном проеме. Почти все это время Аменет, как в оцепенении, стояла на одном месте. Затем она порывисто обернулась, так как снова послышались шаги. На этот раз с полной охапкой цветов пришла Небем-васт.
– Я принесла букеты, – сказала она, а старуха коротко приказала:
– Идем!
Она схватила меня за руку и потащила за собой. Небем-васт шла вслед за нами. И тут скорее самой себе, чем девочке, Аменет сказала:
– Она говорила с ней! Царица с гусиной служанкой! А со мной ни слова!
Наконец мы пришли в покои Нефру-ра. На ложе из лилейно-белых подушек, под пестроткаными покрывалами спала девочка, которая вчера играла со мной. Обе женщины опустились к ее ногам и запели – при этом голос Аменет звучал довольно неприятно:
Прекрасный день!
Небо и земля исполнены радости!
Прекрасный день!
Славим красоту Амона!
Пробудись в мире, Нефру-ра!
Радуйся, божественная супруга,
День начался,
Бог осветился на небесах!
Тогда дитя открыло глаза.
Небем-васт расставила искусно подобранные букеты в большие глиняные вазы.
Аменет же начала расчесывать волосы царской дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51