Нормандцы очень много занимались собою и уже в самые молодые годы проводили часы перед туалетным столом. Прошло без малого час, когда де-Гравиль явился к отцу Гильому чистым, напомаженным, выбритым и надушенным.
Хотя рыцарь был очень голоден, он из вежливости не смел есть быстро. И он, и хозяин брали кусочки с вертел и как будто только пробовали их; вино тоже пилось маленькими глотками, а в конце каждой смены блюд обедающие тщательно омывали свои пальцы розовой водой и грациозно размахивали ими в воздухе, прежде чем обтереть их салфеткой. По окончании этой церемонии оба обменивались жалобными взглядами и вздохами. Когда аппетит их, наконец, был удовлетворен и все убрано со стола, они приступили к разговору.
– Зачем ты приехал в Англию? – спросил Гильом.
– С позволения твоего, почтенный отец, скажу тебе, что меня привели сюда те же причины, которые и тебя заставили переселиться в эти края. После смерти жестокого Годвина король Эдуард просил своего любимца Гарольда вернуть ему некоторых милых нормандцев; Гарольд был тронут мольбами бедного короля и позволил некоторым из наших земляков вернуться, а ты упросил лондонского правителя разрешить и тебе переселиться в благословенную Англию. Ты сделал это потому, что простая пища и строгая дисциплина Бекского храма не нравились тебе и, кроме того, манило честолюбие... Одним словом, я приехал в Англию, движимый теми же чувствами, которые руководствовался ты.
– Гм! Дай Бог, чтобы тебе лучше моего жилось в этой безбожной стране! – заметил хозяин.
– Ты, может быть, еще помнишь, что Ланфранк заинтересовался моей судьбой; а он стал очень влиятельным лицом у герцога Вильгельма, когда выхлопотал ему у папы разрешение на брак. И герцогу, и Ланфранку вздумалось представить нашему дворянству пример учености, и потому-то они обратили особенное внимание на твоего покорнейшего слугу, который обладает небольшим запасом знаний. Ну-с, с тех пор счастье начало улыбаться мне; я теперь обладаю прекрасным имением на берегах Сены, еще совершенно свободным от долгов. Кроме того, я построил церковь и отправил на тот свет около сотни бретонских разбойников. Понятное дело, что я вошел в большую милость герцога. Случилось, что один из моих родственников Гуго де-Маньявиль, рубака и лихой наездник, убил нечаянно в ссоре своего родного брата; терзаемый раскаянием, он отдал свои земли Одо Байескому, а сам отправился в дальние страны. На обратном пути с ним стряслось несчастье: он попал в плен к одному мусульманину, влюбил в себя одну из жен своего господина и избежал смерти только потому, что поджег свою тюрьму и вырвался на волю. После этого ему, наконец, удалось благополучно вернуться в Руан, где и владеет теперь прежними своими землями, полученными от Одо. Проходя на обратном пути через Францию, случилось ему подружиться с другим пилигримом, который тоже возвращался из дальних странствий, но не имел счастья освободить свою душу от бремени греха. Несчастный пилигрим, изнывая от горя, лежал при смерти в шалаше какого-то отшельника, у которого Гуго искал пристанища. Узнав, что Гуго идет в Нормандию, умирающий открыл ему, что он Свейн, старший сын покойного Годвина и отец того Хакона, который находится еще заложником у нашего герцога. Он умолял Гуго просить герцога о немедленном освобождении Хакона, как только позволит король Эдуард, и поручил де-Маньявилю переслать письмо к Гарольду, что Гуго и обещался исполнить. К счастью, в бедствиях, постигших моего родственника уже после того, ему удалось сохранить на груди свинцовый талисман, так как они не знали его цену. К нему Гуго прикрепил письмо и таким образом принес его, хотя и несколько попорченным, в Руан. Гуго, зная благосклонность ко мне нашего герцога и не желая явиться к Вильгельму, который очень строг к братоубийцам, поручил мне передать его послание и просить позволения переслать в Англию письмо.
– Долга однако ж твоя повесть, – заметил Гильом.
– Потерпи немного, отец, она сейчас кончится... Это было для меня кстати. Следует тебе заметить, что герцога Нормандского давно уже тревожили английские дела; из тайных донесений лондонского правителя видно, что привязанность Эдуарда Исповедника к Вильгельму очень охладела, в особенности с тех пор, как у герцога появились дети, потому что, как тебе известно, Вильгельм и Эдуард оба дали в молодости обет девственности, но первый выхлопотал себе избавление от этого обета, второй же свято сохранял его. Незадолго до возвращения Гуго до герцога дошла весть, что король Английский признал своего родственника, Этелинга, законным наследником. Огорченный и встревоженный этим, герцог выразился в моем присутствии следующим образом: «Я был бы очень рад, если бы в числе моих придворных находились люди с умной головой и преданным мне сердцем, которым я мог бы доверить свои интересы в Англии и послать под каким-нибудь предлогом к Гарольду». Обдумав эти слова, я взял письмо Свейна и пошел с ним к Ланфранку, которому я сказал: «Отец и благодетель! Ты знаешь, что я один из всех нормандских рыцарей изучил саксонский язык. Если герцогу нужен посол к Гарольду, то я к его услугам, так как к тому же уже имею поручение к всемогущему английскому графу». Я рассказал Ланфранку всю историю, и он пошел передать ее и мое предложение герцогу. Тут пришла весь о смерти Этелинга, и Вильгельм стал веселее. Он призвал меня к себе, после чего я и поспешил со своим оруженосцем в Лондон. Там мне сообщили, что король переселился в Лондон, а Гарольд пошел с войском против Гриффита Валлийского. Так как у меня к королю не было никакого дела, то я присоединился к людям Гарольда, которым он приказал вооружиться и догнать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133